Соблазнённый (ЛП)

Какое же лицемерие. Моя мечта — бороться с мошенниками, но я связана с манипулятором. Не только его простынями, но и его телом, его изворотливым умом и тем человеком, который скрывается внутри.

Зачем ему понадобилось рассказывать мне о своем тяжелом детстве? Теперь я буду так искренне видеть в нем все самое лучшее.

Что, возможно, и было его планом с самого начала.

Чертов ублюдок.

Я быстро принимаю душ, потому что тело требует кофе. Я не беспокоюсь о том, чтобы надеть одежду. Просто оборачиваю полотенце вокруг тела, позволяю мокрым светлым волосам упасть на плечи и шагаю по коридору.

Не хочу драматизировать, но утренний кофе — как воздух.

Квартира Доминика огромна, но не настолько, чтобы соперничать с особняком, построенным папой. В конце концов, мы говорим о квартире, а не об особняке.

В ней четыре спальни. Одна из них — его кабинет. Я несколько раз пыталась проникнуть туда, но он заперт, и ключ есть только у Дома. Я задавалась вопросом, не хранит ли он там трупы, и однажды принесла ему выпить. Выглядело все как обычный офис. Что немного разочаровало. Мне не нужны были трупы, но я была заинтригована тем, что он создал, когда был наедине с собой. Его мозг настолько завораживающе закручен, уверена, из него выходят невообразимые вещи.

Возможно, это его исследования. Я рада, что он направляет эту разрушительную энергию на что-то хорошее.

Я с визгом останавливаюсь на пороге просторной кухни.

Доминик.

Он в черных трусах-боксерах. Мышцы его спины напрягаются, когда он поворачивается к плите.

Вихри от татуировки «No Regret» (прим. «Без сожалений») расходятся по его спине и плечам. Вся моя тяга к кофе почти сходит на нет.

Доминик вызывает большее привыкание, чем кофе. Ха. Никогда не думала, что какой-то человек может быть важнее моего волшебного кофе.

Что он вообще здесь делает? Он каждое утро выходит на пробежку и обычно сейчас был бы уже в лаборатории.

Не то чтобы я жаловалась. То есть, я вижу все эти мускулы, от которых текут слюни. Жаловаться просто кощунственно.

Я стою и любуюсь его задом. От одного только вида у меня между бедер начинает пульсировать.

Он оборачивается, и когда замечает, что я его разглядываю, на его губах появляется лукавая ухмылка.

— Что? — я притворяюсь безразличной и направляюсь к кофеварке. Он всегда готовит её для меня. — Ты такой сногсшибательный, это несправедливо.

Он на секунду задумывается, посыпая яйца солью.

— Почему несправедливо?

— Такие люди, как ты, не должны получать красивую упаковку. Это помогает быть тем, кто ты есть.

Он потирает нижнюю губу указательным пальцем.

— Может, мы становимся теми, кто мы есть, потому что у нас есть эта упаковка.

Я наливаю кофе в свою кружку, на которой написано «La vie commence apres la premiere tasse de cafe» (с фр. Жизнь начинается после первой чашки кофе) — это единственная посуда, которую я привезла из Франции. Она старая и немного великовата, но это драгоценный папин подарок с тех пор, как я пристрастилась к кофе.

Я делаю паузу, обдумывая слова Доминика. Так как я не наполнила свой организм кофе, у меня нет настроения шутить раньше времени, поэтому я просто прекращаю.

Доминик, как придурок, ухмыляется, сообщая о своей победе, когда мы садимся друг напротив друга за обеденный стол.

Вокруг нас витают ароматные запахи. С завтраком он постарался на славу сегодня. Джем, мармит (прим. — питательная паста для бутербродов), яйца и даже бекон. Все выглядит аппетитно, но не больше, чем полуголый мужчина, смакующий яичницу. Локоны его всклокоченных темно-каштановых волос падают на лоб. Сегодня он выглядит довольно ручным, если не считать усталости.

Он похож… на самого себя.

Меня охватывает головокружение. Я думала, что нахожусь выше всех подростковых эмоций, но оказалось, что рядом с Домиником мои гормоны ведут себя чертовски громко и требовательно.

Я делаю глоток из своей кружки, чтобы не наброситься на него. Горький черный кофе — самый райский вкус на свете. Я закрываю глаза и тихонько стону.

— Что мне сделать, чтобы стать этим кофе?

Мои глаза распахиваются, и я чуть не выплевываю полный рот кофе.

Доминик с довольным видом наблюдает за мной, доедая яичницу.

Что ж, можно играть вдвоем. Я изображаю насмешливый тон:

— Могущественный Доминик опустится до уровня простого кофе?

— Эй, если ты зависишь от меня и можешь начать свой день только после меня, то я не против.

Мои пальцы крепче сжимают кружку с кофе. Он выглядит невозмутимым, даже расслабленным, но я не уверена, имеет ли он это в виду или просто издевается надо мной, как обычно.

Я не хочу возлагать большие надежды на то, что он их разрушит, поэтому я уклоняюсь.

— Тебе стоит попробовать кофе, он такой вкусный.

— Вы, французы, так помешаны на кофе, что это просто смешно.

— А вы, англичане, так одержимы чаем, что это более чем нелепо, — отвечаю я.

— Вы выпиваете шестьдесят целых и две десятых миллиарда чашек в год. Это безумие.

Он пожимает плечами, как будто это не имеет значения.