Соблазненная принцем

— Лучше бы вы поцеловали ее, — сказал он и обнял Викторию. — Вам не приходило в голову, что неразумно дразнить человека, который держит вас в своей власти?

— Я это знаю, — сказала она, хотя не делала такой глупости с тех пор, как ее отчим ударил мать за то, что та не научила Викторию должному уважению.

Но в Рауле было нечто придававшее ей смелость: он обращался с ней как с разумным существом. Если она ошиблась в оценке Рауля Лоренса… ну что ж, из золотого шнура, придерживающего занавески балдахина, может получиться хорошая гаррота.[1]

Рауль ослабил хватку.

Она отступила в сторону.

— Кстати, — сказал он, — самонадеянность лорда Мередита не прошла ему даром. Позднее в ту ночь, когда он уже отправился спать, кто-то избил его за недостойное поведение по отношению к вам.

— Вы? Это сделали вы?

— Почему вы говорите с таким недоверием? — Рауль снова прикоснулся пальцем к губе. — Когда я его оставил, он был здорово окровавлен.

— Вы его избили?

— Он оскорбил вас, гостью в доме моего отца.

В мире мужчин, насколько она их знала, это было веским основанием. Рауль защищал не ее честь, а честь своего отца.

— Минуту тому назад вы точно так же оскорбили меня, когда попросили стать вашей любовницей.

— Вы побудили меня к этому.

— Ничего подобного я не делала, — заявила она, высоко подняв голову.

— Побудили. Вы такая отзывчивая, такая умная, с вами так интересно говорить, вы такая пылкая.

— Я отзывчивая? — усмехнулась она. — У вас слишком заниженные требования, сэр.

— По правде говоря, у меня очень высокие требования. — Погладив подбородок, он внимательно вгляделся в нее. — Есть в вас нечто такое, что отличает вас от всех других женщин.

— Наверное, это потому, что, кроме меня, ни одна из женщин никогда не отвечала вам отказом?

— Вот именно.

Она назвала бы его самодовольным, но о каком самодовольстве могла идти речь, если правда заключалась в том, что он привлекал женщин, даже не пытаясь это сделать? Помимо его превосходного телосложения, это объяснялось, пожалуй, еще и тем, что когда он смотрел на женщину, она знала, что все его внимание направлено исключительно на нее. И что он с готовностью использует это внимание, чтобы привести ее в такое возбуждение, о котором она будет с благодарностью вспоминать всю свою одинокую беспросветную жизнь.

Но нет, Виктория не могла так думать. Если бы она это сделала, то забыла бы все, что знала о чести и правилах приличия, и согласилась бы взяться за предложенную им работу.

— Моя красота, несомненно, тоже привлекает вас, — насмешливо сказала она.

— Я знаю много красивых женщин. Но лечь в постель я хотел бы именно с вами. Однако если вы абсолютно уверены, что не желаете быть моей любовницей…

— Ни за что!

— …ну что ж, мы найдем вам другую работу.

— Надеюсь, это не будет связано с тем, чтобы поднимать за вами брошенное грязное белье?

— Нет. Мне кажется, этим занимается Томпсон. Но, кроме того, у меня имеется повар. — Он исчез в гардеробной и крикнул оттуда: — Не хотите быть у него судомойкой?

— Нет, — решительно заявила Виктория, сложив на груди руки.

— У меня есть экономка, — сказал он, выходя из гардеробной босиком. — Возможно, вы могли бы стать младшей экономкой.

Виктория не могла понять, к чему он клонит.

— У вас есть еще какая-нибудь работа на примете?

Он прищелкнул пальцами, делая вид, что удивляется, как это до сих пор не пришло ему в голову.

— У меня есть идея!

— Кто бы в этом сомневался?

— Вы гувернантка двух юных леди не самого благородного происхождения. Хорошо известно, что во время вашего путешествия по Европе вы всячески шлифовали поведение этих девушек и их родителей и довели его до такого блеска, что теперь они будут приняты — пусть даже не с распростертыми объятиями — в английском высшем обществе.

— Вам хорошо известно о моей работе? Сомневаюсь. С кем, позвольте узнать, вы обо мне говорили?

— Сплетни обгоняют любое транспортное средство.

— Но только не сплетни о гувернантках.

— Если гувернантка хороша собой, то сплетня наверняка появится.

— Гм-м. — И все же Виктория не спешила ему верить. Потом ей в голову пришла ужасная мысль. — Так у вас есть ребенок, которого необходимо обучить этикету?

— Нет. У меня нет жены, нет любовницы — как это только что выяснилось — и нет детей — ни законных, ни незаконнорожденных. Обстоятельства моего собственного рождения научили меня быть осторожным и не производить незаконнорожденных детей, так сказать, с изнаночной стороны одеяла.

Она была очень рада слышать это, хотя не могла бы сказать, почему ее это вообще интересовало.

— В таком случае о ком идет речь?

— У меня есть родственники.

— Родственники, — повторила она.

— Большинство людей, проживающих в замке, являются родственниками. Главным образом кузены и троюродные братья, а также другие. Семья очень разветвленная с благородными корнями и не очень благородными манерами.

Он уселся напротив нее, уперся локтями в колени и наклонился к ней, пытаясь, как это делают все джентльмены, убедить леди с помощью личного обаяния принять его планы.

К сожалению, на нем были надеты только брюки, что отвлекало ее внимание.

Рауль продолжал: