Соблазненная подлецом

Гостьи слышали его голос, низкий и успокаивающий, затем раздалось:

— Что? Кого?

— Похмелье, — наблюдательно заметила Грейс. — Неужели он много пьет?

— Я никогда не видела его даже слегка навеселе, — сказала Эйврил.

На Сент-Мэри она видела, что он выпил вместе с сэром Джорджем после обеда, но никаких неприятных последствий это не вызвало. Именно после этого он преподал ей урок любви в беседке.

Со стороны спальни раздался рык. О Небеса! Он не походил на человека, способного расстаться с крупной суммой в обмен на неумелые ласки неопытной любовницы. Стайка бабочек в животе Эйврил превратилась в стаю летучих мышей.

Появился Хьюз, схватил графин из буфета и снова исчез. Спустя время он наконец просунул голову в дверь:

— Если ваша горничная пожелает присоединиться ко мне на кухне, мэм, капитан выйдет к вам через минуту.

Грейс поднялась, сняла с головы Эйврил капор, пригладила ее волосы, прошипела: «Покусайте немного губы. Удачи» — и последовала за слугой. Эйврил осталась сидеть, глядя на дверь так, будто в нее мог войти тигр. Всякая тщательно отрепетированная фраза улетучилась из головы. Когда дверь открылась, она уже была готова упасть в обморок от одного нервного ожидания.

Люк остановился в дверях, глядя на нее и не говоря ни слова. Его волосы были влажными и выглядели так, словно он вылил на голову ведро воды, а затем расчесал их пальцами. Под глазами проступили фиолетовые, налитые кровью синяки. Одет он был в рубашку, открывающую шею, и панталоны.

— Вы выглядите ужасно, — сказала, не успев подумать, Эйврил и встала.

Он был просто полумертвым, и она любила его. Захотелось его обнять, заботиться о нем, унять его головную боль, целовать и никогда не оставлять. Вместо этого она сжала руки и просто ждала.

— Я видел вас в состоянии лучше моего, — ответил он. — И хуже. У меня дьявольски сильное похмелье. Должно быть, я все еще пьян. Расскажите мне, что случилось, только не повышая голос.

— Не стану повышать. — Эйврил прикусила губу. — Не лучше ли вам присесть?

Он указал на кресло и сел в кресло напротив.

— Разве Брэдон знает, что вы здесь?

— Нет!

Люк вздрогнул от ее вскрика.

— Простите. Нет, я убежала, не оставив никакой записки. Я не могу выйти за него замуж.

— И поэтому вы пришли ко мне.

Цвет возвращался к его лицу, мрачность во взгляде, казалось, отступала. Какое бы зелье ни подал ему слуга, оно подействовало.

— Да. Но…

— Ах, есть еще и но. Что же, скажите мне самое худшее.

Дверь отворилась, показался Хьюз с подносом:

— Кофе, капитан. Ваша служанка сказала, что и вы, мэм, будете пить кофе.

Оставив Эйврил разливать кофе, он ушел так же тихо, как и появился.

Она осторожно размешала сахар, стараясь не стукнуть ложечкой по фарфоровой стенке, передала Люку чашку черного кофе и добавила молока в свой.

— Я хочу вернуться домой, в Индию. Мой отец не захочет, чтобы я выходила за Брэдона, когда узнает о нем правду.

— Расскажите мне, что он сделал.

И Эйврил рассказала все, хотя и не была уверена, что Люк поверит ей. Отец поверил бы, в этом она уверена. Но поверит ли посторонний мужчина?

Лицо Люка потемнело.

— Этот человек рассматривает убийство женщины и ребенка так, будто перед ним травят осиное гнездо. Избавить мир от него — оказать величайшую услугу. И от его матери-гарпии. Но, думаю, никто не сможет этого сделать, нет никаких доказательств.

— Нет, — согласилась Эйврил. — Но теперь вы понимаете, почему я не могу выйти за него замуж.

— Конечно. Слава Небесам, что вы бежали прежде, чем они обнаружили, что вы подслушали их. — Он провел ладонью по лицу. — Теперь скажите мне о своем но.

Эйврил прикусила нижнюю губу, пытаясь найти способ выразить то, что она хотела. В конце концов, она сказала просто:

— Я буду вашей любовницей в течение двух недель в обмен на мое возвращение в Индию, плату Грейс, как моей спутнице в плавании, и достаточное количество денег, чтобы добраться до Калькутты.

Он молча смотрел на нее непроницаемым тяжелым взглядом, сложив руки перед собой.

— Я знаю, что это не очень большой срок, и я прошу много денег, при этом вряд ли буду хороша в постели, хотя для мужчин, кажется, девственность много значит, но думаю, что стою чего-то, и сделаю все возможное, чтобы…

Он поднял руку, и Эйврил остановилась, раскрасневшись и задыхаясь от смущения и волнения.

— И каким будет ваш план, если я откажусь?

Он мог бы таким тоном обсуждать военно-морскую тактику на заседании, но его выдала бледность, проступившая сквозь загар.

— Никаким.

— Таким образом, вы в отчаянии и я — ваша единственная надежда?

— Да.

— Лестно, — заметил он.

«Но я люблю тебя!» Этого она не могла произнести. Да и о чем тут говорить? Не будь она в отчаянии, пришла бы к нему? Нет. Она написала бы ему прощальное письмо. И все. Таким образом, он вполне мог решить, что его просто пытаются использовать.

— Мне жаль. Я думала, вы желали меня.

— О да, моя дорогая. Очень сильно. Я надеялся, что и вы придете, желая меня, и на большее время, чем две недели.

Он закрыл глаза. Эйврил подумала, что его головная боль ничуть не уменьшилась.

— На много большее время, — повторил он и открыл глаза.