Соблазненная подлецом

Кок подмигнул Эйврил, которая уже измерила глазами расстояние до его кухонного ножа, стараясь не впадать панику.

— Кроме того, дама любит мою стряпню.

Сказав это, он поднял вверх нож со смертельно острым лезвием и принялся внимательно его рассматривать.

— Да я же шучу, Поттс.

Докинс уселся обратно, его карие глаза неотрывно смотрели на нож. Кок воткнул его в землю рядом с собой и вернулся к своему занятию, снимая шкуру с кролика. Общее напряжение спало, и Эйврил облегченно вздохнула.

— Я все отожму, мэм. — Высокий человек с повязкой на глазу поднялся на ноги. — Я — Заплатка Том, мэм, и руки у меня чистые. — Он с детской откровенностью показал ей свои огромные лапы. — Куда ведра тащить, скажете?

— Я развешу все на вон тех кустах.

Эйврил успокоила замершее было дыхание и указала на середину склона холма.

— Не там, — заметил Поттс, — а то они вас увидят.

— Кто увидит?

— С любого корабля будет видно. Или с Треско. Развесьте их вон там.

И он махнул в сторону тонких кустов, неподалеку от костра.

Она начала понимать, что Поттс не лишен ума или же очень ответственный, в отличие от остальных. Возможно, прежде он был флотским старшиной.

— Почему вы не хотите, чтобы кто-то знал, что вы здесь? — спросила Эйврил у Тома, когда тот выжимал рубашки, стараясь так, что вода с них текла ручьями.

— А капитан разве не сказал?

Он бросил выжатую рубашку в ведро и взялся за другую.

— У нас не было времени для разговора… — ответила она и покраснела, когда вся команда расхохоталась.

— Почему бы вам не поделиться этой шуткой со мной?

Люк вышел из-за полуразрушенной стены древних жилищ. Он зацепил свой плащ одним пальцем, и тот висел за его спиной, воротник рубашки был открыт, шейный платок ослаблен, весь его вид говорил о том, что он просто вернулся со спокойной прогулки по острову. Эйврил подозревала, что он стоял за стеной с тех самых пор, как она подошла к костру, желая посмотреть, что случится, и узнать настрой своей команды.

— Я сказала, что у нас не было времени для разговора, — пробормотала она и направилась к кустам с ведрами, полными выжатого белья.

Любой джентльмен тотчас взял бы из ее рук тяжелые ведра, но Люк позволил ей пройти мимо.

— И до сих пор нет, — бросил он ей в спину, когда она развешивала одежду на колючем можжевельнике, встряхивая каждую вещь с сильным хлопком. — Мы поговорим за ужином.

— Расскажешь ей все, Французик? — поинтересовался Докинс, и тотчас воцарилась полная тишина.

Французик? Эйврил обернулась. Он француз? И эти люди совершили… Что? Они не только дезертиры — они перебежчики и предатели.

— Называй меня капитаном, Докинс, — посоветовал Люк, и она увидела пистолет в его руке. — Или в следующий раз я отстрелю тебе твое дрянное ухо. Это не помешает тебе грести, но послужит уроком на всю жизнь. Comprends tu?[1]

Матрос не воспринял угрозу всерьез, однако Эйврил поняла ее глубину. И ее французский достаточно хорош, чтобы распознать в этих двух словах не чистое, тщательное изученное произношение, которым владела она сама, а диалект. Этот человек, без сомнения, истинный француз.

«Но мы же воюем с Францией», — подумала она, оцепенев от шока.

— Так точно, капитан, — согласился Докинс угрюмо. — Шутил я.

— Вернитесь домой, мисс Хейдон, — приказал через плечо Люк. — Я присоединюсь к вам за ужином.

— Я не хочу туда возвращаться. Я хочу получить объяснения. Сейчас же.

Это было чистым безумием — бросить ему вызов перед всей командой. Она поняла это, едва заговорила. Если он так обошелся с Докинсом, то, безусловно, не потерпит неповиновения от женщины.

— Вы получаете то, что я считаю нужным, и тогда, когда я считаю нужным, — отчеканил Люк, по-прежнему не оборачиваясь. — Теперь ступайте, если не хотите, чтобы я перекинул вас через колено и преподал урок послушания на виду у всех.

Ее достоинства хватило на то, чтобы уйти с высоко поднятой головой, не позволив гневным словам сорваться с губ, когда она проходила мимо него, мимо притихших моряков, вниз по склону к лачуге.

«Отродье. Зверь. Предатель…»

«Нет, Люк не предатель», — подумала она, когда вошла в жилище и без сил опустилась на стул. Если он француз, значит, враг. Ее враг. И она здесь — послушная маленькая пленница, дрожащая от его прикосновений, желающая его поцелуев, стирающая его рубашки и ожидающая его прихода тогда, когда приказано. Но она английская женщина и, следовательно, должна бороться наравне с любым мужчиной.

Эйврил вскочила, отчего стул рухнул на пол, и бросилась к отсыревшей во влажном воздухе оконной занавеске. Где-то там стоял на якоре военный корабль — слишком далеко, чтобы на нем услышали ее крик или увидели сигнал, поданный ею тем, что было под рукой. Но она в состоянии доплыть до него. Почему эта мысль не пришла ей в голову раньше? Если бы она добежала до моря и поплыла, заметили бы ее? А вздумай Люк погнаться за ней, создал бы еще больший шум. Кто-то будет расследовать происшествие, и, даже если он выстрелит, ему придется объясняться.