Время шло, а Патрик все не заводил разговор о Тамасе — ему явно не хотелось бранить Тристана после того, что тот сделал для семьи. В конце концов, брат не слишком серьезно пострадал. Однако поговорить следовало. Тристан должен был понять, что Тамас всего лишь дитя.
Когда Изобел, потеряв терпение, первой затронула опасную тему, Патрик, к ее удивлению, переметнулся в лагерь противника.
— Тамас уже не ребенок, Бел.
— Патрик! — возмущенно воскликнула Изобел. — Ему всего одиннадцать!
— Этого достаточно, чтобы уметь отличать дурное от хорошего, — заметил Камерон, сидевший поодаль за шахматным столом. Побив коня Лахлана, он поднял глаза на сестру.
— Думаю, Тамас заслужил, чтобы ему подбросили колючки в постель. — Джон, удобно расположившийся на полу возле камина, улыбнулся Тристану.
Изобел заметила, как горец украдкой подмигнул мальчишке, прежде чем тот повернулся к сестре. Выходит, они вместе совершили проделку с чертополохом? Джон никогда не отличался мстительным нравом. Если Тамас задирался, Джон не давал сдачи. Будучи двумя годами младше брата, Тамас превосходил его в ловкости, хитрости и проворстве. Он легко мог поколотить Джона, и тому нередко доставалось от драчливого забияки.
— И не только за его выходки с Тристаном, — заявил Джон, впервые выступив против Тамаса, — но и зато, что он вытворял со мной и Лахланом.
— Джон, милый, ты ведь знаешь, что брат любит тебя. — Изобел с укором посмотрела на Тристана. — Тамас немного своеволен, вот и все. Я с ним очень строга, но не стегать же его хлыстом, как упрямую лошадь.
— Я был бы весьма разочарован, если бы вы взялись за хлыст, — согласился Тристан и добавил, повернувшись к Патрику: — Могу я говорить откровенно? — Когда старший брат кивнул, он продолжил: — Тамас юн, но он выбрал опасную дорожку. Ему нужно узнать, что такое скромность и послушание, чтобы вырасти честным и порядочным. Мальчишке пойдет на пользу, если он примерит на себя шкуру своих жертв. Это научит его состраданию.
— Тамасу знакомо сострадание, — вступилась за брата Изобел, но, подумав, не смогла припомнить ни одного случая, когда юный Тамас сочувствовал ближнему.
— Сколько раз мне приходилось разбираться с соседскими фермерами, готовыми его пристрелить, Изобел? — проговорил Патрик. — Макгрегор прав: пора его приструнить. Или ты предпочитаешь дождаться, пока он покалечит Джона или Лахлана?
— Нет, конечно, но…
— Вы хотите увидеть, как в один прекрасный день его повесят за убийство? — перебил Изобел Тристан. — Или же он сам навлечет на себя погибель, затеяв драку не с тем человеком.
Изобел испуганно зажмурилась. Одна мысль об этом вселяла в нее ужас.
— Нет, — тихо произнесла она. — Но я…
— Вы любите его, — закончил за нее фразу Тристан и улыбнулся в ответ на ее взгляд, полный мольбы. — Я знаю.
О, этот человек обладал смертоносным оружием. Улыбка, освещавшая его лицо, и взгляд, излучавший уверенность и жизнелюбие, всегда действовали безотказно. Возможно, это безумие, что в силе Тристана Изобел находила успокоение, хотя и знала, кто он такой. Она боялась думать о том, что случится, если Макгрегор обнаружит, кто на самом деле убил его дядю. Перед ним она чувствовала себя беззащитной: Порой Тристан приводил ее в ярость и заставлял содрогаться от ужаса, и все же одна его чарующая улыбка легко разрушала все ее бастионы.
— Что вы предлагаете?
— Доверьтесь мне.
«Ну вот. Тристан одержал победу». Разве не этого он добивался с самого начала? Ее дружбы, ее доверия?
— В душе я не держу злобы на мальчика, — серьезно продолжил горец, и теплый охряный цвет его глаз сменился дымчато-карим. — Даже когда он напустил на меня шершней, я не собирался серьезно его наказывать. Мальчишка нуждается в твердой руке, но у доброго Патрика не хватает времени на воспитание брата.
Изобел не удивило, что Патрик не стал возражать. Все понимали: Тристан сказал правду, хоть это и нелегко было признать. Макгрегор умел подсластить пилюлю, надо отдать ему должное. Он ловко добавил к своим словам ложку меда, чтобы смягчить горечь. Никто не мог противостоять его чарам. Но Изобел не желала быть побежденной. Она не так глупа, чтобы довериться Макгрегору, а потом стать жертвой жестокого хищника, скрывающегося за обольстительной улыбкой. Ошибка обошлась бы ей чересчур дорого.
— Вы слишком многого требуете от меня, Тристан. От нас, — поправилась Изобел, оглядывая лица братьев. — Как мы можем доверять тому, кого не знаем?
— Мы знаем, что он живучий, — вмешался Лахлан и, уступив Камерону слона, улыбнулся горцу: — Он пережил две стрелы, удар камнем и цветочным горшком.
— Цветочным горшком? — приложив ладонь к макушке, задумчиво произнес Тристан, словно припоминая печальный эпизод с горшком.
— Он куда терпеливее многих. Если бы чей-то брат вздумал объявить мне войну, я не вынес бы и половины того, что учинил над ним Тамас, — тихо добавил Кам, а затем принялся объяснять Лахлану, в какой момент тот сделал неверный ход.