Соблазненная

— Он не даст нам есть, пока не увидит тебя. Антония охнула от неожиданности. Потом сдалась. Теперь уже поздно проявлять излишнюю стыдливость. Сунув руки в рукава рубашки Адама, она выбежала на балкон, лопав в его объятия. Он поцеловал ее под одобрительные возгласы зрителей. Антония, чувствуя, что мужчине снизу, должно быть, видна ее голая задница, поспешила зажать подол рубашки между ног. Он был хорошим ценителем. «Бене! Беллиссимо! Вай сьете белла».

— Он говорит, что ты прекрасна, — шепотом переводил Адам, — и очень голая.

— У, дьявол. — Она убежала, мелькнув восхитительными длинными ногами, и села, скрестив ноги, ожидая его. — Что ты достал?

— Фрукты, свежий хлеб и острую итальянскую колбасу.

— М-м-м. Амброзия! Пища богов! Разрешаю себя покормить.

Приподняв темную бровь, Адам посмотрел на нее:

— Еда моя. Платил я.

— У меня нет денег. Что возьмешь?

— Достаточно рубашки с твоих плеч.

Высвободившись из рукавов, она протянула ему рубашку. Он был восхищен полным отсутствием у нее сковывающей ложной скромности. Он поставил корзину между ними.

— Угощайся, дорогая.

Сделав вид, что раздумывает, что бы такое выбрать, она протянула руку под корзиной к его корню.

— Мне острую итальянскую колбасу.

Рассыпая содержимое корзины по постели, он обхватил ее руками.

Его притворная свирепость была почти как настоящая. Вскрикнув, она попыталась выскользнуть, но он ухватил ее за ноги и потянул к себе по черной атласной простыне. Скользкая ткань возбуждала в сосках сладостное чувство, порождая новое желание. В постели Адама Сэвиджа это происходило в считанные секунды. Тони знала, что он удовлетворит ее тело, но в голове мелькнула мысль, как быть, когда она снова станет юным Тони. Надо будет держаться от него подальше, иначе она будет постоянно изнемогать от желания.

Она выбросила мысль из головы — Адам, рыча, зажав ее между ног и навалившись на нее, терся своей волосатой грудью о ее чувствительную ножу, вызывая мучительно приятные ощущения. Щетина царапала лицо — волнующее прикосновение мужчины. Она обмякла.

— Сейчас научу тебя мурлыкать, — пробормотал он и, прильнув к ее губам, полностью завладел ее ртом, заслоняя собою все остальное.

Потом он усадил ее на колени, и они стали кормить друг друга кусочками колбасы и хлеба и сочными душистыми плодами солнечной Италии. Даже еда вдруг стала чувственным испытанием, когда он облизывал и обсасывал кормившие его пальцы. Оба знали, что время истекает, и старались продлить иллюзию. Она, запоминая, трогала и гладила каждую частицу его могучего тела. Ей было больно оттого, что она не могла пустить его в глубь себя, как это сделала бы настоящая женщина, но он был непреклонен, не принимая никаких увещеваний.

Держа ее на твердых, как мрамор, ногах, он ласково поглаживал ее восхитительные круглые груди и учил, как ублажить себя, когда желание станет слишком сильным. Вдруг он, пронзив ее взглядом голубых глаз, произнес:

— Почему это я не заказал ванну? Ты смыла бы золотую пудру с волос и маску бабочки с милого лица, чтобы я мог увидеть, как ты выглядишь на самом деле.

По ее лицу скользнуло паническое выражение:

— Нет! Никакой ванны. Жаль, но мне нужно идти.

— Милая, ты уверена, что не нужно ванны? От тебя за версту несет мужчиной, — хрипло возразил он. Она покачала головой:

— Должно быть, уже полдень. А я должна была уйти на рассвете. Помоги мне одеться.

Он застегнул пуговицы золотого лифа, а она никак не могла найти золотые трусики. Наконец, махнув рукой, она ступила в золотистый тюль юбки. Не найдя золотого ключика, она поглядела на него глазами, полными слез.

— Не дам ключ, пока ты полностью не назовешь себя.

— Лэм… бет, — прошептала она, полагая, что полуправда лучше лжи.

Она знала, что никогда не будет такой, как прежде. Он высился над ней, мрачный, неулыбчивый. Упершись в волосатую грудь, она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его на прощание.

— Спасибо, Адам, за этот дар познания. Он бесценен. Губы разомкнулись. Он вложил ключ ей в руку.

Глава 29

Вернувшись к себе в «Каса Даниэли», Антония заказала ванну. Целых полчаса она не входила в воду. Ей хотелось сохранить на теле запах мужчины, вкус его поцелуев на полуистерзанных губах. Одному Богу известно, придется ли ей снова вкусить их сладость.

Она смыла с волос золотую пудру, поражаясь тому, как они отросли с той ночи, когда Роз их отрезала. Туго зачесала назад и собрала в косичку, завязав черным кожаным ремешком. Оделась в мужскую одежду, не оплакивая своего женского наряда.

Антония уложила сумку, тщательно спрятав на дне парфюмерию, потом в последнюю минуту сложила похожий на корону золотой лиф. Юбка из золотистой ткани осталась висеть в шкафу отвергнутым призраком ее фантазии, которому предстояло остаться в прошлом и быть выброшенным из памяти.