Соблазнение Минотавра

Достигнув высшей точки своих фантазий о возможной близости с женщиной, ни одна из них не захотела идти дальше. Обе поняли эту комедию притворства. Поняли, что есть что-то абсурдное в их браваде в отношении всего прежнего опыта и той роли, которую играл Джей. Они не могли ускользнуть от женственности, отказаться от женской роли, пусть даже очень трудной.

Просочившись наружу, история обернулась поэзией, мифом, драмой. Становилось все труднее и труднее открыть правду, которая была простой и человечной. Лилиана скрывала тайну, потому что чувствовала, что она может усилить любовь Джея к Сабине. Джей решил, что Сабина любит женщин и это объясняет ее замкнутость.

А если бы Джей подумал об их колебаниях, неловкости, о замешательстве обеих? Он бы только осмеял их! Тем не менее каждая играла свою роль: Сабина — по-театральному, с плащом, гримом, ночными приходами, драматическими эффектами, исчезновениями, тайнами; Лилиана — роль, продиктованную ее внешней естественностью и честностью. «Я жду от тебя честности», — говорил Джей. Все знали, что Сабина — актриса, но верили в то, что Лилиана искренна.

Лилиана любила изменчивость Сабины, потому что мечтала о ней для себя. Думая, что соблазняет женщину, она соблазняла свой дар к избежанию всего, что может прервать течение страсти, что может вмешаться в жизнь как приключение.

Однажды они поцеловались. Поцелуй был нежный и приятный, но ощущение такое, будто трогаешь собственную плоть. Все это было на поверхности их тел, не в сердцевине. Сабину тронула ослепленность Лилианы. Она улыбнулась как победительница.

Лилиана вообразила себе, что от любви к Сабине может произойти чудесное превращение. То, что случилось в ту ночь, было не лесбиянством, надеждой на обмен душами.

Джей интересовался только чувствами Сабины.

Но было много такого, о чем Лилиана не могла рассказать ему. И много такого, о чем он не желал слушать. Джей полагал, что сумеет растворить Сабинину мощь в кислотной ванне голой правды. Он пытался испытать ее силу.

Он никогда бы не поверил, что они искали союза друг с другом потому, что чувствовали себя неполноценными, обнаженными, не такими сильными, как он себе представлял. Джей был абсолютно глух ко всевозможным слабостям, потребностям, мгновениям беспомощности.

Он не поверил бы, что каждая из них ищет в другой сестринского или материнского утешения из-за его сумасбродного поведения, его бесконечных предательств.

Антифонная музыка сталкивающихся желаний повторялась до бесконечности. Джей, как незваный гость, хотел, чтобы правда была черно-белой, тогда как разгадка таилась в предваряющих действие мифах, появляющихся в снах с закрытым лицом, безмолвных, не поддающихся расшифровке.

Так продолжалось до тех пор, пока Джуна не отделила все струны от боли и слепоты, от боли слепоты.

Странно, что здесь, в этом свете, высоко над землей, над морями облачной ваты, над горами снега, Лилиана почувствовала, что летит сквозь зоны осознания, куда ее привел метод восхождения Джуны, которому она в конце концов у нее обучилась. Используя слова Джуны, этого авиатора языка, «воздушной силы для земных жизней».

Некоторое время Лилиана была привязана одновременно и к Джею, и к Сабине. Но чего хотел Джей? Владеть ими обеими? Она вспомнила его письмо к ней: «Ты по-настоящему сильная. Но предупреждаю тебя: я не ангел. Я ненасытен и потребую от тебя невозможного. А чего именно, и сам еще не знаю».

Некоторое время спустя Джей потребовал от нее, чтобы она согласилась на присутствие Сабины — сначала на его полотнах, потом в их жизни. Он даже хотел, чтобы Лилиана помогла ему узнать Сабину получше.

Покидая Париж в последний раз, отказываясь от Джея, Лилиана сказала ему:

— Пришло время и мне рассказать тебе о Сабине, потому что это заставит тебя любить ее больше. Понимаешь, то, что мне довелось увидеть, было проблеском ее невинности. В ту ночь… мы обе мечтали вырваться из своих тел, из своих форм. На определенной стадии экзальтации все границы стираются, личность утрачивается. Сабина испытывала ту же неловкость, что и я. Она понятия не имела, как вести себя с женщиной, и повторяла: «Я хочу, чтобы все в моей жизни только начиналось, чтобы я могла верить, чтобы у меня не было опыта, чтобы я, как и ты, могла отдаваться целиком, могла доверять». Она хотела моей невинности, а то, чего мы хотим, — это то, что мы есть. А я, которая всю свою жизнь не могла толком ни жить, ни даже дышать из боязни причинить кому-либо вред, я увидела, что Сабина берет то, что хочет, и получает за это любовь. Я хотела заразиться от нее безответственностью. Теперь ты будешь любить ее больше.

— Нет, — ответил Джей, — гораздо меньше. Потому что она никогда не сказала бы мне того, что сейчас сказала ты. Я не могу ненавидеть то, что ты описала, в этом есть своя красота. Теперь я понимаю: то, что я тебе давал, было слишком грубым и плоским по сравнению с этим.

— Нет, Джей, ты сделал из меня женщину. А Сабина хотела вернуть в состояние полуженщины, сделать такой, какой я была до встречи с тобой.