СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ [Василий II Темный]

Любящий сын Дмитрий Красный поддался на уговоры. Раньше он был решительно против войны с двоюродным братом, но Косой и Шемяка представили великого князя Василия Васильевича предателем Русской земли, пошедшим на тайный сговор с Ордой и Литвой.

Поход на Москву Юрьевичи — теперь уже трое — начали успешно: предводительствуя галицкими и вятскими ратниками, они на реке Куси близ Костромы разбили, войско московского воеводы Юрия Патрикиевича, а его самого взяли в плен.

Василий Васильевич, узнав об этом и не делая различия между отцом и его сыновьями, вознегодовал на князя Юрия, снова преступившего крестоцелование, пошёл на Галич войной, разграбил и сжёг этот город, вынудив дядю бежать на Белоозеро.

Теперь уж князю Юрию и впрямь пришлось нарушать договор. Он послал за сыновьями, собрал большую силу и весной ещё раз двинулся на Москву.

31 марта 1434 года Юрий Дмитриевич второй раз объявил себя великим князем Московским. Чтобы не повторился прошлогодний срам, когда все подданные утекли от него, утвердил грамотами союз с племянниками своими, владетелями Можайска, Белоозера, Калуги, а также с князем Иваном Рязанским, требуя, чтобы они не имели никакого сношения с изгнанником Василием. Все грамоты скреплены были княжескими печатями, и все начинались впервые в договорной княжеской переписке со слов: Божией милостью…

8

Если братья Юрьевичи, вступив на путь борьбы, злодействовали, не имея пути назад, то что говорить о Василии Васильевиче!.. На этот раз он не смог уберечь даже и мать с женой — князь Юрий взял их в плен и сослал в Звенигород. Сам низложенный, великий князь никак не мог найти себе места — бежал в Новгород, оттуда на Мологу, в Кострому, в Нижний, наконец.

Двоюродный брат Иван, сын недавно умершего Андрея Дмитриевича Можайского, выступал на стороне великого князя, но был разбит Юрием Дмитриевичем в Ростовской волости у Святого Николы на горе и бежал в Тверь вместе со своей матерью. Василий слёзно обратился к нему: «Дай мне приют, не изменяй в злосчастии». Тот же гонец принёс ответ: «Господин и государь! В душе я не изменяю тебе, где ни буду, везде я твой человек, но теперь у меня есть город и мать, я должен мыслить об их безопасности, не могу я потерять отчину и скитаться по чужой стороне. Поэтому я еду к Юрию».

Юрьевичи же, как гончие псы, торопили несчастного двоюродника своего Василия. Он, постоянно чувствуя погоню и находясь в полном упадке духа, намерился кинуться в Орду, в объятия Улу-Махмета. Однако решиться. на это было трудно. Слишком ещё памятно было недавнее пребывание в ставке хана — с тяготами, непроходящей опаской, нарочитым унижением. И не всуе сказано: «Но с ними случается по верной пословице: пёс возвращается на свою блевотину и вымытая свинья идёт валяться в грязи».

В Нижегородском Печерском монастыре под Дятловыми горами, что на южной стороне города у Волги, решил Василий провести последнюю ночь перед дальней и опасной дорогой в молитвах и душеспасительных беседах с иноками. Совсем он отчаялся, не на кого было надеяться, только на Господа, только на Божью мило с т ь, к которой и князь Юрий взывает…

Пришёл к архимандриту Амвросию, в его тесную келью, пал на колени:

— Отче святый, рассуди! Наметил я к агарянской Орде прислониться [84]от крайней безвыходности… Не тот ли я пёс, не та ли свинья, о которых апостол говорил?

— Апостол Пётр говорил о тех, кто познал путь правды, а потом, предав заповеди, впал в ещё большее зло. А ты через познание Господа и Спасителя Иисуса Христа избегаешь скверны мира, не запутаешься в них, раз сам видишь опасность сатанинскую.

Амвросий был умелым духовным лекарем, находил врачующие слова для истерзанной души Василия:

— Аще, сын мой, ударил тебя по щеке, не допускай, чтобы не ударили тебя ещё и по другой. Аще сняли с тебя кафтан, отдай и другую одежду, аще имеешь её, пусть и третью возьмут у тебя, потому что ты не останешься без приобретения. Аще злословят тебя, благословляй злых. Аще оплёвывают тебя, поспеши приобрести почести у Бога. Аще гоним ты, не ропщи, потому что никто не разлучит тебя с Богом. Пусть грозят тебе, пусть проклинают, твой долг делать добро.

Василий впитывал в себя слова ветхого деньми старца, укреплялся духом, обретал вновь угасшую веру в будущее.

Утром Фёдор Басенок занимался с монастырским келарем в кладовой, набирая в дорогу припасы. Конюший боярин Дмитрий Бобр осёдлывал скаковых и навьючивал заводных лошадей. Архимандрит дал провожатого инока, чтобы указал безопасную дорогу через мордовские леса.

Василий прощался в трапезной с монахами, И тут донёсся до них конский топот, какой-то вестник примчался в монастырь. О чём-то быстро, взволнованно поговорил с конюшим, не разобрать, потом громко:

— Говорю тебе, трёх лошадей загнал! Иди скорей к князю!

Боярин Бобр бегом поднялся по высоким ступеням к трапезной, встал за дверями, попросился торопливо:

— Во имя Отца и Сына, и Святого Духа…

— Аминь! — услышал в ответ и распахнул дверь, бросился к Василию Васильевичу:

— Бог тебе помог, государь!