Соблазн Черного

Подхватит, значит. То есть, скорее всего, дядя Коля опять применил свои штучки ментовские. И мои контролеры в курсе , где я и что делаю…

Да что за блядство-то такое???

Ну ладно.

Ладно!

Я вернулась обратно в Мак и подошла к активно жующей бургер Марине:

- Во сколько, говоришь, вечер встречи?

Вечер встречи.

Вот вроде рано мне испытывать какое-либо чувство ностальгии, этакой тоскливой слезы по русским березкам…

Да и не делала так никогда, наоборот, всегда мне нравилось в Германии. И Мюнхен… Это вообще город-праздник для меня! Море впечатлений, веселая тусовка таких же, как я, вольных художников.

После окончания школы я училась в колледже искусств по направлению живописи, где и познакомилась со своими друзьями. Ох, как было весело!

Мы развлекались, лазили по городу в поисках подходящих площадок, даже команду райтеров сколотили.

Правда, особого места в тусовке не заимели, но все впереди!

Может, я буду вторым Бэнкси, кто знает?

Короче говоря, некогда мне, на самом деле, было тосковать по родине. И это хорошо. Очень хорошо.

Тоска – разрушает. Нехер.

И потому мое состояние,  когда я подошла к школе, в которой с первого по восьмой класс проучилась, было для меня странноватым. Мягко говоря.

Нервным каким-то.

Пока шла, примечала старые места, до боли знакомые. Каменную теплицу, где мы в начальных классах на уроках труда перебирали семена цветов для того, чтоб их к высадке на школьном участке подготовить.

Березу, возле которой постоянно фотографировались на общую фотку класса.

Лестницу, наружную, железную, ведущую на второй этаж к всегда закрытой двери. Что там, за той дверью, мы не знали, но догадки строили разные: от тайного кабинета директора до склада.

Мы на этой лестнице тоже играли, воображая что во дворце, и каждые десять ступенек – новая комната.

А вот в том углу, под спортивной лазилкой…

Я торопливо отвернулась, прикусив губу.

И тут же наругав себя за потерю контроля.

Во-первых, губы у меня сиреневой помадой были накрашены. И , вполне возможно, что и зубы теперь тоже. Хотя помада стойкая, но… Мало ли…

Во-вторых, нечего… Неважно это уже все.

К крыльцу подходили люди.

Много взрослых, кое-кто на солидных машинах. Они оставляли своих коней за пределами школьного двора, на парковке, и шли пешком.

И выражения лиц у них были… Ну, на мое похожие. Тоже с ностальгией и прикушенными губами.

Какие мы все-таки одинаковые!

Я улыбнулась и толкнула тяжелую дверь с отполированной тысячами детских ладоней и многими годами ручкой.

И уже в вестибюле , вдохнув полной грудью неповторимый школьный воздух, сейчас разбавленный всеми возможными запахами ,  от парфюма до перегара, остановилась в растерянности.

Народу было полно.

Они толпились, собирались в кучки, болтали, смеялись, разглядывали друг друга.

Прямо в середине вестибюля стоял столик с десятиклассником, записывающим всех подошедших, год окончания школы, литеру класса, а потом распределяющим по кабинетам.

Я подошла, дисциплинированно записалась.

Получила удивленное разглядывание, улыбнулась.

Хотя уже не особо ловко себя чувствовала.

На меня пялились. Причем, не сказать, что дружелюбно.

И в это мгновение маленькая девочка Леночка, застенчивая тихоня, очень сильно хотела спрятаться, а, возможно, и убежать.

Но независимый райтер, без пяти минут студент Берлинского художественного университета, Элен – только выпрямилась и небрежно повела плечами, стягивая пальто.

Пусть пялятся. Мне стыдиться нечего.

Я сегодня была во всем черном, что очень неплохо контрастировало со светлыми волосами.

Пирсинг в носу тоже сменила на черное кольцо, добавила черные здоровенные серьги в уши. Узкие, рваные на коленях джинсы, грубые ботинки, тонкий трикотаж футболки с вырезом. Яркий мейк в легком намеке на гранж.  Ничего особенного.

Но в глаза бросалась.

Ну так того и хотела!

После вчерашнего демарша моих родных, решивших, что Лена – все та же наивная дурочка, ребенок, я , конечно, повела себя по-детски. Полностью подтвердив их выводы по мне.

Но определенным уровнем взросления всегда считалось умение прислушиваться к себе и своему мнению, а не идти на поводу у окружающих.

А потому я сделала так, как захотела сама.

То есть , отрубила телефон вчера вечером и ушла спать.

А утром первым делом купила себе новый.

С новой симкой. Правда, Витя все равно был в курсе моих перемещений, скотина Толик даже не скрываясь, ходил за мной хвостом.

Но мой сегодняшний  вечерний выход проморгал.

Потому что я – не только дочь криминального авторитета, но и племянница опера. Умею незаметно рубить хвосты.

По крайней мере, я на это очень надеялась…

- Лена? Это ты что ли?

Мужской голос, довольно приятный, прозвучал практически над ухом.

Я развернулась, разглядывая … Ну да, Павлов. Не изменился. Вернее, конечно изменился. Заматерел.

Стал такой… Кобелистый. Он и в восьмом от девчонок отбивался, а сейчас… Да, наверно, не отбивается уже. Просто трахает и выбрасывает. По крайней мере, взгляд у него был очень даже недвусмысленный. Говорящий взгляд. Не двадцатилетнего пацана. А вполне уже сложившегося молодого мужчины.

- Привет, Вова.