– Да нет, конечно же нет. – Вопрос застал меня врасплох, и я принялась озираться по сторонам.
В парке были только редкие прохожие, да и те двигались, как в наших тренировочных маскарадах, когда тебе завязывают глаза и ты должен идти вперед, бормоча, как в трансе, свои реплики.
– Ах да, пока не забыл… – Женс хрипло хохотнул. – Хочу тебя поблагодарить – за то, что ничего не прибавила после своего приветствия, даже когда я замолчал… Ничего вроде «как я рада, что…» или «как здорово, что…». Ты так же рада меня видеть, как была бы рада таракану, разгуливающему по твоему лицу, я знаю. И это хорошо, потому что не притворяешься. А это означает, что притворяешься ты очень хорошо.
Я нехотя улыбнулась, чтобы замаскировать робость, которая вдруг меня охватила. Прошло всего два года, но передо мной был другой Женс. Какая-то алхимия: и сила, и слабость. Я обратила внимание на жилы на его шее, которые, казалось, поддерживают его голову, как канаты – мачты, и на скопище морщинок вокруг глаз, скрытых за черными очками, и сильный тремор, придававший его рукам сходство с дрожью закоченевшего homeless[38]. Это меня шокировало, не удавалось принять все как должное. Пришлось приложить усилия к тому, чтобы заставить себя думать: это – он. Это Виктор Женс в образе старика. У него хорошо получалось.
– Ты должна рассказать, что там в мире делается… Кое о чем я узнаю, но не обо всем. Я некоторым образом погружен в себя. Консультации с врачом онлайн, цвет утренних таблеток, цвет вечерних таблеток, ну, ты знаешь… Веду что-то вроде дневника своего стула. Раньше я все утро мог вспоминать, сходил ли в туалет, встав с постели, или нет… Когда забываешь уже о собственном дерьме, можно сказать, что пора прикрыть лавочку… И тогда подступают вопросы, как я это называю… Один вопрос за другим… Но все, в конце концов, об одном и том же: создал ли я хоть что-то в этой жизни? Что-то стоящее, хочу я сказать… И знаешь, что я себе отвечаю? Что да, я создал нечто стоящее. И это нечто сейчас гуляет со мной по парку.
Я уж было забормотала подходящую к случаю фразу вежливой благодарности, но он меня остановил:
– Да ладно тебе, помолчи. Я сделал тот единственный комплимент, который был для тебя припасен.
– Я хотела поблагодарить вас не за эти слова, а за согласие встретиться со мной, – ответила я.
Женс стукнул своей тростью:
– О, да будет тебе, Диана! Ведь я сам оставил для тебя открытой эту дверь – и только я сам могу захлопнуть ее у тебя перед носом. Но я хотел этой встречи. Ты – мое наследие, мой завет, так почему бы мне не пожелать увидеть тебя? Клаудия Кабильдо и ты – два моих завета этому миру… Этому миру в руинах, такому вечно юному и такому древнему, который так безмятежно спит… – И внимательно посмотрел по сторонам, будто и вправду увидел кого-то, кто именно так спит… – Так о чем бишь я говорил?
Я ему напомнила. Он кивнул, но не стал продолжать ту же тему, словно она ему наскучила. Поскреб морщинистый подбородок.
– Я же говорил тебе, что ты можешь обращаться ко мне, дал тебе номер и имя Пиплза. Больше никому не известен этот ключ. Я не желаю никого видеть. Не желаю ни о чем знать. Мир для меня кончился.
После непродолжительного молчания, подчеркнувшего последнюю фразу, в тот момент, когда мы дошли до конца парка, Женс поднял морщинистое лицо под этой своей шляпой без затей.
– Ты навещаешь ее? – спросил он. – Клаудию?
– Время от времени.
Еще одна пауза. Еще один вопрос:
– Как она?
– С просветлениями, – сказала я. – Я была у нее на прошлой неделе, и мне показалось, что она меня узнала. Но в общем и целом она не выходит из состояния какого-то ступора. Иногда даже не осознает, кто с ней рядом, не понимает, что я – это я.
– Ренар основательно поработал над ее мозгами – выскоблил и сознание, и импульсы. Он в этом специалист, хотя не только в этом. Да-да, девочка-солдат… Моя девочка-солдат… Я часто о ней думаю. В конце концов, именно я ее воспитал, как и тебя. Диана, моя Диана… – На моем имени голос его затих. А потом он рассмеялся. – Как же трудно тебе давались маскарады послушания! Изображать ученицу, брошенную в каталажку, часами на этой простынке, и в то же время – солдата, морского пехотинца, начиненного тестостероном… «Господин, да, господин!» Как плохо это у тебя получалось… А вот у Клаудии, наоборот, это получалось очень легко.
Он остановился. Оглянувшись назад, я поняла, что ушли мы не так далеко, как казалось. Все еще были видны те пацаны возле стены, слышны их смешки. И поняла, что передвигаться рядом с Женсом в пространстве – это все равно что двигаться в его времени. Теперь мы стояли в одном шаге от тротуара. Небольшая улочка перед нами была все той же улицей Корин, чуть дальше виднелось отделение банка, супермаркет и жилой многоквартирный дом, создавая ложное ощущение спокойствия.
Порыв ветра одновременно взметнул полы моего пальто и толстого шерстяного жакета Женса.
– А как ты? – спросил он. – До меня дошли слухи о твоей отставке…
Меня не удивило, что он был осведомлен на этот счет.