Я долго не отрывала взгляда от Валье – пока длилась пауза. Я не могла бы, пожалуй, сказать, сколько времени мы молчали. Мне вспомнилось, как когда-то в усадьбе, разыгрывая сцену из «Ромео и Джульетты» для Женса, в которой Клаудия Кабильдо и я изображали любовников и должны были лишь смотреть друг на друга, не касаясь. Мы обменивались репликами из пьесы, словно вспышками огненного дыхания, в то время как наше возбуждение все росло и росло, вознесенное к самому пределу воздействием наркотиков. В какой-то момент я подумала, что мы с доктором Валье смотрим друг на друга точно так же, разделенные непреодолимым барьером письменного стола.
– Сначала я решил, что ты мне наврала, только и всего, – вновь заговорил Валье, поняв, что я не собираюсь сознаваться. – Некоторые симулянты способны даже подделать официальные документы… Но самое любопытное, что в «Winf-Pat» действительно фигурируют некие Елена и Кристина Фуэнтес, с которыми случилась
Повисла новая пауза, назначением которой было предоставить мне еще одну возможность сознаться. Но я отвлеклась на внезапно возникшую идею. «Психолог», – думала я. И спрашивала себя, хотя и не впервые, насколько хорошо он может быть знаком с феноменом псинома и что бы он сказал, если бы смог с ним познакомиться.
Что сказал бы дорогой психолог, если бы, например, узнал о секретном эксперименте под кодовым названием «Секстант», связанном с филией Огня, подтвердившем, что наслаждение, которое мы ощущаем, может быть передано другому человеку через обычное касание. Как будто бы мы пылаем и обжигаем его своим пламенем, и не важно, одного ли мы пола и насколько разнимся по возрасту. Что бы он сказал, если бы узнал правду о человеческом желании и любви? Или он знает? Но что-то я сомневаюсь – он выглядит слишком оптимистичным.
– Кто ты, Елена? – Валье понизил голос, как будто рядом спал ребенок. – Или мне следует называть тебя Диана? Откуда ты взялась? Ты не похожа на банальную врунью. Почему бы тебе не сказать мне правду? А потом ты, если захочешь, уйдешь и больше не вернешься. На тебе как будто маска надета… Почему бы тебе ее не снять?
Эта новая «метафора» застигла меня врасплох. По спине словно пробежал электрический ток, некий болезненный спазм, и я осталась сидеть в той же позе, не имея возможности ни шевельнуться, ни сконцентрироваться на каком-либо действии, пока не отпустило и я не смогла наконец подняться.
– Мне нужно идти. Извините.
Валье ничего не сказал в ответ, но окликнул меня, когда я уже была у двери, чтобы напомнить мне, что я забыла рюкзак. Я ощущала на себе его пристальный взгляд, пока возвращалась за рюкзаком, и вдруг услышала его голос – такой издает музыкальная шкатулка, когда ее открываешь.
– Что я тебе сделал, что ты чувствуешь себя такой несчастной? Почему ты плачешь?
Я утерла слезы и, не оглядываясь, направилась к двери.
– Прощайте, доктор. Спасибо.
Оказавшись на улице, вдохнув свежий воздух пасмурного осеннего полдня, я смогла успокоиться. И, бодро направившись к своей машине, думала, что к добру это или к худу, но я больше никогда не появлюсь в консультации доктора Аристидеса Валье. Хотя, быть может, и было ошибкой прийти сегодня к нему и сказать об этом, верно то, что со всем покончено. Моя работа закончена, а вместе с ней и моя прежняя жизнь.
И теперь я отправлялась, как Ромео, в изгнание самой обычной жизни.
8
У меня в спальне стоит старый плетеный стул – реликвия из дома родителей. Дядя Хавьер, брат папы, в доме которого мы с Верой прожили несколько лет после трагедии, собрал наши пожитки и отправил на хранение в огромный, километровый, мебельный склад, в ожидании того момента, когда мы соберемся ими распорядиться. Но оказалось, что распоряжаться-то особенно некому: Вера так никогда и не появилась на этом складе, а я всегда была более практичной, чем сестра, и, хотя мне тоже очень не хотелось, в конце концов решила использовать кое-что из этого скарба, чтобы заполнить пустоты в моей квартире-прикрытии на улице Юсте.