— А у нас, итальянских коммунистов, принято обращаться друг к другу на «ты»… А вот «вы» мы говорим или официантам, или классовым врагам.
Пальмиро Тольятти, широко улыбнувшись, похлопал меня по плечу:
— Ничего, привыкнешь, Леонид. Желаю тебе успеха.
Мне не раз доводилось бывать у Тольятти и с партийными делегациями, и брать интервью, и даже беседовать с глазу на глаз, когда он начал высказывать крамольные мысли по поводу «особого итальянского пути к социализму» и о «еврокоммунизме» вообще. Никогда не забуду одного его, особенно актуального сейчас, высказывания. «Ты знаешь, мой друг, почему так тяжело приходится Советскому Союзу? Давай немного пофилософствуем. Ну, во-первых, Россия — огромная страна, и в ней очень тяжело навести порядок. Не то что в Германии, например. Во-вторых, Россия — это недоношенное дитя цивилизации. Почему? У вас не было рабовладельческого строя, который хоть из-под палки, но научил работать иные народы. У вас не было капитализма в чистом виде, который создал бы настоящий рынок. Поэтому и социализм у вас недоделанный. Ему не на что опереться, кроме насилия. Впрочем, это, мой друг, не для печати!» И еще. Он прочитал мне однажды весьма любопытную краткую лекцию о государственном капитализме. Это было незадолго до его смерти. Я брал очередное «интервью», хотя знал, и все понимали то, что материал в газете напечатан не будет.
«Все, над чем бьются лучшие умы, — говорил мне Тольятти, — уже написано. Налог на собственность, налог с оборота, банковский аудит. Рикардо был великолепным банкиром, знал финансы. Что такое собственность? Что такое внешняя торговля, когда она выгодна, когда невыгодна? Должны быть налоги на доходы, и не надо давить производителя. Так вот, могут быть три типа экономики. Первый — при котором государственный сектор занимает превалирующее положение над частным. Такова итальянская экономика: государство не выпустило из рук ни судостроение, ни железнодорожный транспорт, ни тяжелые отрасли, ни крупнейшие банки. В результате цены можно контролировать, кредиты тоже и так далее. Второй тип экономики, когда государственный сектор примерно равен частному, как в Англии и в какой-то степени Франции. Там сохраняется определенный баланс. При такой экономике правительство служит сразу двум господам — и частному капиталу, и государственным интересам. Наконец, третий тип экономики, когда крупнейшие монополии подчинили себе государство, как в США. Ничего другого не дано, и нам нужно выбирать из этих трех моделей».
Говорят, дескать, Тольятти начал предавать коммунистическое движение. Все это белиберда. Потому что он, может быть, одним из первых понял, что коммунизм в том виде, в котором он существовал в Советском Союзе, — это утопия. Он понял, что нужен другой путь.
Я задавал генсеку, как мне казалось, коварные вопросы. На что он усмехался и говорил: «Я понимаю, о чем ты. Я считаю, что государственный капитализм — это самая удачная форма устройства, которую избрала Италия. Потому что именно госкапитализм даст возможность прийти ему на смену настоящему коммунизму, когда будет создан настоящий рынок, народ будет обеспечен, когда создадутся настоящие условия для такого скачка. Кстати, почему бы вам не попробовать начать дела с концерном «Фиат»? Это частная монополия. Но ее автомобили стоят дешевле, чем у государственной компании «Альфа-Ромео».
Что же, это была первая наводка на возможность поправить автомобильные дела Советского Союза за счет Италии. Эту информацию я направил в Центр, который, правда, уже не верил Пальмиро Тольятти.
Сам Тольятти переживал свой разлад с Коммунистической партией Италии, и, думаю, это в значительной степени подорвало его здоровье. В общем, я продолжаю считать Тольятти более выдающимся, более значительным человеком, чем даже Грамши, родоначальник итальянского коммунистического движения. Поэтому те люди, которые пытаются переименовать город Тольятти во что-то другое, я считаю, совершают глубочайшую ошибку.
В силу моей профессии — а мы все-таки углубленно занимались изучением его биографии — я много знаю о Тольятти. Ничего компрометирующего в его деятельности не было, кроме его свободных мыслей и разочарования в коммунизме.
Но продолжу свое повествование. Итак, в наследство от моего предшественника я получил небольшую квартирку на улице Лаго ди Лезина, арендованную под корпункт, с отключенными за давние долги газом и электричеством, и автомобиль «Фиат-1400», который я невзлюбил с первых же дней. Даже при самом осторожном включении сцепления он прыгал, как лягушка, и первый десяток метров катился дрожа, как конь после купания в ледяной реке. Кроме того, «1400» не укладывался ни в какие нормативы по потреблению бензина, и у него плохо функционировал ножной тормоз: при нажатии на педаль, которая проваливалась куда-то далеко в чрево машины, колеса неумолимо продолжали катиться вперед. Какие фокусы выделывал на нем мой предшественник — одному Богу известно. Скорее всего, он просто был профаном в автомобильном деле, а наемного шофера разведчику не полагалось.