Собиратели ракушек

Он снял шляпу и пошел за ней. Уже в арке он увидел камин, выложенный яркими итальянскими изразцами, пианино, старинный граммофон. Здесь стояли широкие вытертые кушетки и кресла с драпировками из выцветшего ситца или шелковых шалей, на которых было живописно разбросано множество красивых гобеленовых подушек. Стены были белые — выигрышный фон для книг, украшений, фотографий… Реликвии прошлого, догадался он. Все остальное пространство заполняли картины. Они были так насыщены солнцем, что Амброз физически ощутил зной, которым дышали раскаленные каменные плиты террасного сада, увидел дрожащее в воздухе марево, черные тени деревьев.

— Это картины твоего отца?

— Нет. У нас осталось всего три его работы, да и те в Корнуолле. Понимаешь, у папы артрит, страшно болят руки. Он уже несколько лет не пишет. А эти написал его друг, знаменитый Шарль Ренье. Они познакомились в Париже, еще до той войны, и с тех пор самые близкие друзья. У Ренье на юге Франции изумительный дом, мы раньше часто навещали их, гостили подолгу. А ездили на машине, вот, смотри… — Она сняла с каминной полки фотографию и протянула ему. — Тут мы все, привал в пути…

Он увидел обыкновенную семейную фотографию, несколько человек, все добросовестно позируют, Пенелопа с косичками и в коротком ситцевом платьице, ее родители, надо полагать, и какая-то родственница. Но если что и поразило его на снимке, так это автомобиль.

— Как, да ведь это же «бентли», модель с двигателем четыре с половиной литра! — воскликнул он с благоговением.

— Да, знаю. Это папина страсть. Тут он похож на мистера Тоуда из «Ветра в ивах»[14]. Когда он садится за руль, то снимает свою черную шляпу, надевает кожаный шоферский шлем и ни за что не соглашается поднять верх, даже если идет дождь и мы все промокли до нитки.

— «Бентли» по-прежнему у вас?

— Еще бы! Папа́ ни за что на свете с ним не расстанется.

Она вернулась к камину поставить фотографию, а его взгляд жадно впился в пленительные картины Ренье. Именно так он и представлял себе роскошную довоенную жизнь: ты едешь в великолепном «бентли» на юг Франции, на душе никаких забот, тебя ждет мир ласкового солнца, сочащихся ароматной смолой сосен, обедов и завтраков на открытом воздухе, Средиземного моря, где ты будешь плавать, загорать и снова плавать. А вино, которое ты будешь пить в увитой виноградом беседке! А долгий отдых днем, когда ты нежишься с возлюбленной в прохладной спальне с закрытыми ставнями! Объятия, пахнущие виноградом поцелуи…

— Амброз!

Он очнулся от грез и уставился на Пенелопу. Она улыбнулась, ничего не подозревая, стащила форменный берет, бросила на стул, и он, все еще во власти своих фантазий, представил, что вот сейчас она точно так же снимет свою одежду, и они будут любить друг друга прямо на одной из этих просторных кушеток.

Он шагнул к ней, но — поздно, она уже пыталась открыть задвижку балкона. Чары были разрушены. В гостиную ворвался холодный ветер. Амброз вздохнул и покорно вышел за ней в морозный лондонский день любоваться садом.

— Идем же, ты должен все посмотреть… Сад огромный, потому что давным-давно соседи продали папе свой, и их объединили. Мне ужасно жалко тех, кто живет в этом доме сейчас, ведь у них остался всего лишь крошечный убогий дворик. А стена забора в дальнем конце сада очень старая, говорят, тюдоровских времен. Наверное, здесь когда-то был парк королевского замка.

Сад и в самом деле был очень большой, с зелеными лужайками, клумбами, цветочными бордюрами по краям дорожек и покосившейся беседкой, увитой зеленью.

— А это что за сарай?

— Это не сарай, это лондонская студия папы. Но я не могу тебе ее показать, у меня ключа нет. Впрочем, там не очень интересно: она вся забита полотнами, красками, садовой мебелью и раскладушками. Папа́ обожает хлам. Мы все обожаем. Не можем расстаться с самым безнадежным старьем. Каждый раз, как мы приезжаем в Лондон, папа́ объявляет, что непременно разберет студию, но никогда этого не делает. Наверное, потому, что каждая вещь для него связана с прошлым. А может быть, просто ленится. — Пенелопа вздохнула. — Холодно. Пойдем в дом, я покажу тебе остальное.

Амброз молча пошел за ней с выражением вежливого интереса на лице, и никто бы не догадался, что мысль его лихорадочно работает, складывая преимущества и вычитая недостатки, как настоящий арифмометр. Да, этот старый лондонский дом основательно запущен, у его хозяев необычный уклад жизни, но на Амброза он произвел сильное впечатление — какой же дом большой, величественный! Изящная, со вкусом обставленная квартира его матери не шла с ним ни в какое сравнение.

Одновременно Амброз размышлял о небрежно брошенных словах Пенелопы, из которых складывалась картина жизни ее семьи — чарующе романтичной жизни богемы. Рядом с ней его собственная жизнь так скучна и обыкновенна. Родился в Лондоне, каждое лето его возили в Торки или во Фринтон, потом привилегированная школа, потом флот, который стал продолжением школы, только добавилась муштра. Он даже ни разу не был в море, и на корабль попадет, только когда окончит училище.