Собиратель Сухоруков

Дело в том, что в Излучном очень много безродов – сотни три точно. Как говорится: большая река чего только к берегу не прибивает. И, в отличие от Крыла, живут они тут достаточно компактно, дружно и не так плохо, как в старой столице. Рыбачат, промыслами занимаются, у кого-то даже есть небольшие огороды, отвоеванные у мангры. В общем, сила они тут, с которой как-то нужно считаться. Я бы и сам подыскал в Совет нужного представителя этой компании, но искать не пришлось. Был среди безродов человек, которого все они безоговорочно уважали.

Да, этот самый мужик, висевший сейчас передо мной на ветке. Я, кстати, не знаю: Сын Обезьяны – это настоящее имя или прозвище. В родах-то у четлан всё строго, если не помер до полового созревания – ступай к духу-покровителю, проходи инициацию, получай имя. А безроды на то и безроды, что родовых духов у них нет. Так что, в основном, их знают по прозвищам. Думаю, и здесь тот же случай. Ведь в самую первую нашу встречу новоиспеченный советник просто поверг меня в ступор, заявив, что люди – потомки обезьян.

Представляете?! Какой там Дарвин! Дикарь, висящий на дереве, решил, что похожесть людей и обезьян неслучайна.

«Ты видел пальчики на их маленьких ручках? – спрашивал он меня. – Словно дети в шерсти. Я думаю, это первые люди. Какими их сделали духи».

Я тогда так охренел, что сел рядом и стал заваливать вопросами странного безрода. Увы… Тот оказался не стихийным эволюционистом, а, скорее, наоборот. Раз, делая людей, духи сделали сначала обезьян, то они и были настоящими людьми. Лучшими. Правильными. А мы – научившиеся говорить, облысевшие, взявшие палки в руки – неправильные люди. Не развившиеся, а испорченные. Сын Обезьяны настолько был убежден в своей теории, что даже посвятил свою жизнь «исправлению» себя лично. Во-первых, подражая обезьянам, он стал веганом. Странным, правда. С одной стороны, мог позволить себе похавать червячков или личинок, с другой, не любил есть пищу с полей: маис, томаты, перец и прочее. Предпочитал лесную еду.

Он много времени проводил в лесу. У него даже дома своего в Излучном не было. Подражал обезьянам во всем. И, конечно, новоиспеченный Советник, обожал лазать по деревьям! Делал он это мастерски, вызывая восторги детворы и недоумение взрослых. Говорят, этот человек мог передвигаться на большие расстояния, вообще не спускаясь на землю.

Так что Сын Обезьяны – это, скорее всего, прозвище. И сам безрод носил его с гордостью.

Помню, как после знакомства с этим странным типом, я сразу вызвал к себе Мацихатлу и начал допрос: что это за человек, да с чем его едят?

– Он безрод, хоть, и родился в Излучном, – ответил мой отзывчивый осведомитель. – Рассказывают, что его отец был говорящий с духами.

– Жрец, что ли?

– Нет, обычный охотник. Тоже торчал в лесу постоянно. Молчаливый был. А, если заговаривал, то непонятное нёс. Сын Обезьяны всё время за ним хвостиком волочился. Пока тот не помер. Мальчишке тогда и десяти лет не было.

– А мать? – осторожно спросил я, ожидая какую-нибудь трагедию из категории «умерла при родах».

– Мать его до сих пор жива. Она с тем охотником приблудила ребенка. А когда родила – бросила сразу. Обоих их видеть не желала. Говорящий с духами сам Сына Обезьяны воспитал.

– Надо же какой отец заботливый!

– Там, говорят, по-разному было. То забудет его в селении на два дня – маленького совсем, то с рук не спускает по нескольку дней. Петь ему любил. Что-то свое, непонятное. А учить ничему не учил. Даже не бил ни разу. Но меня тогда здесь не было, я лишь с чужих слов знаю, владыка.

– А сейчас? Почему безроды его слушаются?

Я, действительно, не понимал, в чем корень авторитета Сына Обезьяны. Он был беден, за ним не стояла физическая сила, у него не было большой родни, не было и традиционной опоры власти. Но я уже от многих безродов слышал: надо спросить у Сына Обезьяны, а что скажет Сын Обезьяны…

– Многие верят, что его защищают странные духи отца, – пожал плечами Мацихатла. – Вроде бы, как тот перед смертью поручил сына их заботе. И слушают его. Сын Обезьяны иногда судит людей в спорах. Но не во всех, а лишь, когда его зовут сами спорщики. Считается, что он мудро судит. Хоть порой и не по четланскому обычаю. Доверяют ему: говорят, что он ничьих тайн не выдает и не врет.

– А это правда?

– Да уж, не знаю… Может, просто скрывает умело.

Я обратил внимание, что Мацихатла, говоря об отношении безродов к Сыну Обезьяны, сам этого отношения не разделяет. Непроизвольно держит себя особнячком от общей массы – это прослеживалось в речи.

– А ты-то, Мацихатла, как считаешь: защищают его духи? – прямо спросил я.

Мой осведомитель поежился.

– Кажется, да. Не знаю, что это за духи, но защита у него сильная. Кого другого за шутки глупые, за жизнь беспутную, за нарушение обычаев уже давно покарали бы. Не люди, так боги.

Недолюбливал Мацихатла Сына Обезьяны, хоть, старался это скрыть. И почему-то это мне понравилось.

– Если этот человек отдаст приказ безродам – они послушаются? – задал я краеугольный вопрос.