Собиратель реликвий

Протирая кисти, Кранах раздраженно взглянул на Дисмаса. Кранах был человеком разносторонних интересов. Придворный живописец и бургомистр, он вдобавок владел крупнейшим издательским домом в Виттенберге, городской аптекой и многочисленной недвижимостью. Они с Лютером были в приятельских отношениях.

Надо же, размышлял Дисмас. И Дюрер, и Кранах – известные художники. Дюрер подвержен меланхолии, но в настроении – душа общества и весельчак. А с Кранахом не посмеешься. За все годы их знакомства Дисмас ни разу не видел, чтобы Кранах смеялся. Впрочем, это заметно и по его картинам. Нет вдохновения.

– Чем порадуете своего дряхлого дядюшку? – спросил Фридрих.

– Боюсь, я нынче с пустыми руками. Приехал, чтобы… – Дисмас осекся.

– В чем дело?

– Я приехал попрощаться, дядюшка. Возвращаюсь домой. Пора.

Фридрих насупился. Глаза его увлажнились.

– Так неожиданно. Работа над коллекцией еще не закончена.

Дисмас улыбнулся:

– Ваша коллекция – лучшая в мире, дядюшка. Ну, после ватиканской. Мастер Спалатин говорит, что у вас почти не осталось свободного места.

– А чем вы собираетесь жить?

– Я не пропаду. Ваша щедрость сделала меня состоятельным человеком. Не беспокойтесь за меня.

– Я думал, вы потеряли все деньги. Из-за этого поганого Бернгардта.

Значит, ему обо всем известно. Спалатин.

– Мне… – Дисмас кашлянул, выдавливая ложь. – Мне удалось вернуть некоторою сумму.

Фридрих пристально смотрел на него. Внутри у Дисмаса все съежилось.

– Я буду по вам скучать, Дисмас.

– И я по вам, дядюшка.

Фридрих стащил с пальца перстень:

– В знак моей любви.

– Я… Нет… Я не могу… – Дисмас протестующе вскинул руки.

– Он принадлежал моему дяде. Не смущайтесь. Берите.

Печатка с выгравированным фамильным гербом Веттинов и скрещенными красными мечами – эмблемой фельдмаршала Священной Римской империи.

– Вы слишком щедры, дядюшка.

– Храни вас Господь, Дисмас.

Они обнялись. Дисмас направился к дверям, сдерживая слезы.

– Дисмас.

– Да, дядюшка?

– Вы слыхали про Альбрехта и его плащаницу?

Дисмас содрогнулся:

– Да, дядюшка. Слыхал.

– Удивительное дело, не правда ли?

– Ну, вы и сами знаете, дядюшка, что из всех реликвий плащаницы – самые проблематичные. Сколько нам предлагали плащаниц?

– Шестнадцать.

– Вот видите.

– Однако эта плащаница уже наделала много шума. По слухам, ее происхождение относят к более ранней дате, чем появление плащаницы герцога Савойского.

– И все же…

– Дисмас.

– Да, дядюшка.

– Сколько лет мы друг друга знаем?

– Много, дядюшка. – Дисмаса припекало изнутри.

– Мне бы очень не хотелось, чтобы между нами остались какие-то недосказанности.

– Мне тоже.

– Почему вы не предложили ее нам?

Сердце Дисмаса понеслось галопом.

– Мне… Я усомнился в провенансе…

– Но это не помешало вам предложить плащаницу архиепископу.

– Его преосвященство не интересуется провенансом. Совсем недавно по его заказу сколотили лодку святого Петра. Я не думал, что он будет слишком придирчив в отношении плащаницы.

– Иными словами, вы продали ему фальшивку.

– Ну…

Фридрих покачал головой.

– Вы меня огорчили, Дисмас. Я не питаю ни любви, ни уважения к Альбрехту, – прохрипел он. – Однако он вот-вот станет князем Святой римской церкви.

Дисмас готов был провалиться сквозь паркетный пол.

– И сколько же вы с него стрясли?

– Пятьсот пятьдесят, дядюшка.

Фридрих уважительно хмыкнул:

– Да уж. Хорошо, что эту цену заплатил не я.

– Боже святый! Да я бы никогда в жизни не… Никогда. Честное слово.

– Честное? Вы смеете говорить о чести?

– До сих самых пор я ни вам, ни кому другому не продавал заведомой подделки.

Фридрих печально кивнул:

– Вы оставались честным почти до конца.

Дисмас сгорал от стыда.

– И все-таки я буду скучать по вам. Ступайте. Попросите мастера Кранаха вернуться. Пусть уже покончит со мной.

12. Славный день

Невзирая на возражения Дисмаса, Дюрер отправился на торжественную церемонию явления Майнцской плащаницы.

– Фридриху все известно, Нарс. Он-то ничего не скажет, но Спалатин тоже обо всем знает. Если пойдут слухи и нас увидят вместе…

Непреклонный Дюрер не желал слушать никаких доводов. Похоже, он считал явление плащаницы персональным вернисажем. Дисмас сдался, однако потребовал, чтобы Дюрер присутствовал инкогнито, в монашеском облачении.

– Не хочу, чтобы Дюрер сидел рядом со мной, когда кто-то из присутствующих вдруг завопит: «Святый Боже! Это же кисть Дюрера!»

Альбрехт, теперь официально Альбрехт, кардинал Бранденбургский, обставил церемонию с пышностью, достойной Второго пришествия.

По пути в собор друзья прошли мимо брата Тецеля, обычным порядком ведущего торговлю близ своего сундука.

– Свинья, – громко прошипел Дюрер.

– Молчи, бога ради, – шикнул на него Дисмас. – Сам понимаешь, без Тецеля не обойдется. Иначе зачем Альбрехту плащаница? Чтобы ею любоваться?

Они прошли на свои места, предусмотрительно занятые Дисмасом подальше от первых рядов. Снаружи прогремели фанфары.

– Всевышний остался бы доволен, – сказал Дюрер.