Собиратель миров

Время, проведенное в Мине, он воспринимает испытанием на прочность. Другим паломникам не лучше. Свежий провиант кончился, равно как и внутренний огонь. Весь день проходит под знаком сумеречности. Кто двигается — тот тянет себя сквозь часы, медлительно расплывающиеся по сброшенному плащу обязанностей. Смерть набирает силу — уже ни одна молитва не заканчивается без сала джаназа, которую читают по недавно почившему. Шейх Абдулла решает на спине осла проехать последний отрезок пути — в Мекку, где заповедь часа — болезнь и умирание, и даже Большая мечеть наполнена трупами и больными, принесенными к колоннаде, чтобы они исцелились от вида Каабы или же, одухотворенные, скончались в священном пространстве. Шейх Абдулла видит изнуренных хаджи, которые еле волочат свои бессильные тела в тени колоннады. Если у них нет сил протянуть руку за подаянием, то кто-нибудь жалостливый ставит рядом с их циновкой плошку, куда падают редкие пожертвования. Когда эти несчастные чувствуют, что последний миг близок, они закрывают себя лохмотьями, и порой проходит немало времени, как рассказал Мохаммед, прежде чем кто-то обнаруживает покойников. На следующий день, после очередного тавафа, они неподалеку от Каабы натыкаются на скорченную фигуру, очевидно, умирающего, который ползет прямо в руки пророка и ангелов. Шейх Абдулла останавливается и наклоняется над ним. Хрипением и слабым, но понятным жестом человек просит обрызгать его водой Замазама. Когда они исполняют его пожелание, он испускает дух; они закрывают ему глаза, и Мохаммед отходит, чтобы сообщить об этом — вскоре несколько рабов тщательно вымоют место, где лежал умерший, а через полчаса они погребут незнакомца. Сколь долго и тягостно прибытие человека на этот свет, сколь быстро мир избавляется от него, когда он становится всего лишь материей. Мысль огорчает шейха Абдуллу, но он чувствует, что это правильное место, где можно с ней примириться. Он сидит прямо, устремив взор на Каабу, и представляет себе, что лежащий при смерти мужчина — это он сам. Чувствует ли он еще капли воды, падающие ему на лицо? С чем ему приходится прощаться?

* * * * *

В месяц зуль-хиджжа года 1273

Да явит нам Бог свою милость и покровительство

Губернатор: Простите меня, что я пригласил вас в эти дни на последнюю встречу, но я немедленно должен отбыть на Ид-аль-Адха в Стамбул и привезти с собой конечный отчет.

Шериф: Почти год минул с тех пор, как мы начали заниматься этим делом, безусловно, значительным, но мы сделали все, что могли, однако, если мне позволено будет такое сравнение, напрасно зарились на новолуние истины.

Губернатор: Нам осталось выслушать последнего свидетеля, возможно, он поможет нам разрубить узел. Это Салих Шаккар, которого нам наконец удалось найти — он вернулся в Мекку с большим караваном. Десяток моих людей разыскивали его. Я уже опросил его, немного, но не узнал пока ничего нового, однако, может, что-то прояснится в нашем совместном разговоре.

Кади: Пусть даже небо почернеет, мы будем продолжать искать новую луну.

Шериф: Это последний раз, как сказал губернатор, последний раз. Сказать по правде, мне будет не хватать наших встреч, они были мне развлечением, так поучительны и любопытны.

Кади: Развлечением?

Шериф: В своей странноватой манере.

Губернатор: Итак, я вызываю свидетеля.

Губернатор: Подумайте. Наверняка, он высказывал какое-то мнение. Любой человек порой оценивает окружающее.

Салих: Он очень резко осуждал несправедливость мира и выражал удивительно много сочувствия бедным паломникам. Словно они были его родственниками.

Губернатор: Да…

Салих: Он мог возмущаться и говорить гневно. Однажды он даже ругал калифа.

Губернатор: Да?

Салих: Он ругал богатство высших чинов, их щедрость к провожатым больших караванов. Ругал коррупцию, которую замечал повсеместно. Но бедные паломники, как часто повторял он, полностью забыты, им нет никакой помощи и ничего не делается для их безопасности.

Кади: И что же требовалось сделать, по его мнению?

Салих: Починить колодцы — хорошо, но этого недостаточно. Надо бесплатно допускать к ним бедных паломников. Преступление, что воду продают, а неимущих стража прогоняет прочь. Ни один человек не должен мучиться от жажды и голода.

Кади: Он говорит как истинный мусульманин.

Салих: Многочисленные больные и умирающие по обочинам — они очень заботили его, и я вспоминаю, как однажды спросил, а есть ли в его Индии страждущие люди, и он ответил, что есть беднейшие из бедных, и их гораздо больше, однако правители — и британские наместники, и индийские короли — никогда не считали, будто люди могут быть равны друг другу. Но в стране истинной веры, тем более по соседству с обителью Бога, такое положение дел граничит с богохульством.

Кади: Сильные слова. Отважные слова. И некоторые молодые улемы высказывают похожие вещи.

Губернатор: Вы подозреваете какую-то связь?

Кади: Нет, но легко понять, каким образом человек попадает на эту дорогу и шагает по ней до логичного конца.

Шериф: Продолжайте.