Сергея Кусевицкого Собинов знал еще со времен учебы в Филармоническом училище. Кусевицкий учился играть на контрабасе. Как-то, сообщая в прессе об одном из ученических концертов, некий критик, отметив несомненную талантливость начинающих певца и контрабасиста, с горечью посетовал, что из них, по всей вероятности, ничего в дальнейшем не получится. Этот пессимистический «прогноз», к счастью, не оправдался. Кусевицкий стал одним из лучших дирижеров Европы. Он собрал оркестр из первоклассных музыкантов и разъезжал с ним по России и Европе, пропагандируя русскую музыку № русских артистов. Играть в оркестре Кусевицкого считалось большой честью. С этим-то первоклассным оркестром Собинов и должен был исполнить классическое произведение немецкой музыки — романс Бетховена «Аделаида», большое, серьезное музыкальное произведение.
Разумеется, исполнял он его по-немецки. Это усложняло задачу артиста, так как он почти не знал немецкого языка. Но лингвистические способности и острота слуха помогли певцу схватить все оттенки и особые акценты берлинского говора, и даже самые строгие критики остались удовлетворены исполнением «Аделаиды». Собинов с увлечением работал над стилем немецкой музыки и исполнил это произведение безукоризненно. Слушая его, аудитория поражалась, до какой степени тонко он усвоил настроение бетховенского романса и передал то лучшее, что было в певческой манере немецких певцов. Собинов нигде не впадал в манерность и сентиментальность, которую нередко допускают немецкие артисты, а также не делал из своего голоса какой-то безжизненный, однообразно звучащий инструмент, чем грешат и многие современные немецкие певцы. К чести Собинова надо сказать, что, овладевая тем или иным национальным певческим стилем, он никогда не копировал его. Основа его пения всегда оставалась глубоко национальной.
Уважение к национальному искусству, самобытной культуре разных народов было характерной чертой Собинова. В какую бы страну артист ни приезжал на гастроли, он считал своим долгом петь на ее родном языке и делал это безукоризненно.
И овладение новым языком было для него тем же приобщением к новым знаниям, новой культуре. Он превосходно пел на итальянском, французском, испанском языках. Вскоре он занялся и польским языком в связи с предстоящими гастролями в Варшаве, а еще позже изучил и украинский. Для своего, да в значительной мере и для нашего времени, такие певцы, как Собинов, — исключение. Всю жизнь певшая на сцене Мариинского театра жена Фигнера итальянка Медея Мей так и не смогла до конца избавиться от иностранного акцента, не говоря уже о певцах-гастролерах, которые даже не считали нужным петь в чужой стране на ее родном языке. Вот почему нередко, когда они отваживались выступать в русских операх и петь, коверкая русский язык, даже самые прославленные из них не имели ожидаемого успеха, а иногда просто проваливались.
За берлинскими выступлениями последовали гастроли в Киеве, в Итальянской опере в Петербурге щ наконец, отдых (во время которого Собинов всегда работал, разучивая какую-нибудь новую партию) в Милане. Но все мысли артиста были обращены к Москве, где поговаривали о постановке оперы Вагнера «Лоэнгрин». Уже давно он вдумывается, всматривается в новый, так полюбившийся ему образ светлого рыцаря правды и добра.
IX. ЛОЭНГРИН
Образ Лоэнгрине давно привлекал Собинова, и он часто пел в концертах рассказ Лоэнгрина из четвертого акта. Нечего и говорить, как обрадовался артист, когда администрация решила поставить «Лоэнгрина» на сцене Большого театра. Премьера должна была состояться в декабре 1908 года.
По давно установившейся традиции партию Лоэнгрина обычно пели драматические тенора. В исполнении большинства певцов Лоэнгрин представал перед слушателями как воинственный и бесстрашный рыцарь, готовый завоевать Эльзу не столько любовью, сколько мечом. Считалось, что такая трактовка больше всего отвечает замыслу Вагнера, Писавшего якобы свою оперу на сюжет древнегерманских сказаний и воплотившего в Лоэнгрине характер, близкий Арминию — одному из героев древнегерманского эпоса.
Наиболее цельный образ такого Лоэнгрина-воина создал известный голландский певец Ван-Дейк, считавшийся даже в Байрейте, на родине вагнеровского театра, непревзойденным исполнителем этой партии.
Первыми исполнителями Лоэнгрина на сцене Большого театра были Преображенский и Донской. (Преображенский, рано сошедший со сцены, обладал голосом громадного диапазона и мощи.) Оба артиста трактовали Лоэнгрина как образ рыцаря какого-то мистического ордена.
У первых петербургских Лоэнгрино» — Никольского, Орлова, Михайлова — были красивые голоса, Но никто из них не сумел сценически раскрыть этот сложный образ. Фигнер, обладавший крупным драматическим талантом, неохотно выступал в партии Лоэнгрина и также не принес в нее ничего нового, оригинального. Наиболее интересный образ Лоэнгрина на русской сцене создал, пожалуй, замечательный певец И. В. Ершов, один из лучших исполнителей Вагнера в России.