Собинов

Меня увидевши, поймет,
Что неутешный плач мой значит…
И вдруг с улыбкою шепнет;
«Ведь я жива! О чем он плачет!»

Композитор гениально передает в музыке страстное желание победы над смертью.

Но нет!.. Лежит… тиха, нема,
Недвижна…

Медленное, размеренное покачивание мрачно-печального фона аккомпанемента, ниспадающие, разорванные интонации мелодии возвращают к скорбной действительности, неотвратимости совершившегося.

Как готовил Собинов свои концертные программы? Никогда — ни в период ученичества, ни в пору творческого расцвета — не выносил он на эстраду произведений, которые не были до конца продуманы, прочувствованы, которые оставляли в нем хотя бы малейшее сомнение. Как бы короток ни, был романс (зачастую не более полминуты музыки), каким бы легким в вокальном отношении ни казался, Собинов работал над ним недели, месяцы. После двух-трех месяцев ежедневной работы над произведением певец откладывал его на неопределенный срок.

Но по изредка напеваемым фразам можно было заметить происходящую под спудом работу. После такого перерыва Собинов возвращался к романсу, и в этот второй, завершающий работу периоду как бы сами собой оказывались разрешенными многие спорные вопросы. Работа продолжалась и «а первых концертах. Собинов придирчиво проверял доходчивость каждой музыкальной фразы, ее выразительность, иногда кое-что менял в трактовке и только после этого включал в основной концертный репертуар. Близкие друзья знали, однако, и другого Собинова — не вдумчивого мыслителя-художника, подобно скульптору, высекавшему из мрамора свое творение, а вдохновенного импровизатора. Скульптор Михаил Аркадьевич Керзин, сын Керзиных, рассказывает об одном вечере, когда Собинов, придя к ним запросто, подошел к роялю и под аккомпанемент Марии Семеновны Керзиной с листа пропел только что полученные из Петербурга романсы Кюи. «Это было потрясающее впечатление, — пишет М. А. Керзин. — Подъем вдохновения придавал его пению такую силу, такое проникновение в авторский замысел, какое редко дается и длительной работой. Не верилось, что певец никогда не слышал и не разучивал этих произведений». Такие взлеты творческого вдохновения испытывают только большие художники.

Соприкоснувшись со средой музыкантов и артистов, Собинов близко сходится в эти годы со многими деятелями русского искусства. К этому же времени относится и его знакомство с К. С. Станиславским (Алексеевым) и его семьей, с артистами будущего Художественного театра. С некоторыми — Москвиным, Книппер, Савицкой — он был знаком еще в Филармоническом училище, где они учились на драматическом отделении.

Чаще всего собирались в Любимовке, на даче у Алексеевых. Вместе со Станиславским и будущими актерами Художественного театра Собинов увлеченно играл в любительских спектаклях на маленькой, затерявшейся среди сосен эстраде в Пушкино. «Помните ли Вы наш дом в Любимовке, сад и Клязьму? — вспоминал впоследствии об этом времени брат К. С. Станиславского — В. С. Алексеев. — Я как сейчас помню такую картинку: гостиная, на среднем столе керосиновая лампа с абажуром, у левой стены рядом с дверью, ведущей в зал, фортепьяно. Мутин поет «Ла бандиера». Вы очаровательно молодо, свежо поете: «Зачем, зачем вы не прочли», «Давно готова лодка», «В тени задумчивого сада»… С реки доносятся бешеные аплодисменты с целой флотилии лодок, собравшихся со всех окрестностей слушать неизвестного певца, будущую знаменитость. Я аккомпанирую. В гостиной вам аплодирует мать моя, Станиславский, Лилина, моя жена, сестры и все обитатели любимовского дома. На террасе, убранной растениями, ждет всех накрытый стол с шипящим самоваром, а с реки поднимается и ползет в сад легкий туман. Пахнет тополями. Сколько было проведено таких вечеров!..»

Все привлекало Собинова в Станиславском — его увлеченность искусством, неустанные поиски новых смелых решений драматического спектакля, его стремление создать на сцене атмосферу живой жизни. Молодой певец старался не пропускать ни одного спектакля Общества искусства и литературы, которые ставил Станиславский с группой любителей.

«Какая досада, — не раз думалось Собинову, — что этот замечательный человек вынужден работать на маленькой любительской сцене, в то время как большие сцены прозябают без направляющей руки художника-руководителя!»

Всегда Требовательный к себе, Собинов, попав в среду больших художников сцены, внимательно присматриваясь к Станиславскому, все сильнее и определеннее испытывает неудовлетворенность тем, чего достиг сам как певец. И хотя успех его в керзинских концертах растет с каждым разом и среди музыкантов, артистов, художников он слывет настоящим певцом, Собинов все еще считает себя учеником и по-прежнему остается недоволен своим исполнением.