Собеседник. Выпуск 6

А вот у Анатолия Гулика и его товарищей из отряда Украины есть и еще одна задача — бороться за присвоение их бригаде имени Алексея Маресьева. Каждый из ребят помнит, как на проводах отряда в Кремлевском Дворце съездов напутствовал их этот легендарный первостроитель Комсомольска, мужественный летчик, настоящий человек. Еще в поезде Анатолий предложил создать комплексную бригаду. В списке Гулика оказались сразу 18 плотников, бетонщиков, монтажников, сварщиков.

В армии Анатолий служил сапером. Когда написал отцу про свою воинскую специальность, тот поздравил его и напомнил: «Смотри, Толя, сапер один раз ошибается».

Отец тоже был сапером. Воевал и за всю войну ни разу не ошибся. Себя сберег и многих спас от мин. За это и получил орден Красной Звезды и медаль «За отвагу».

Было и у Анатолия испытание. Осенью 1971 года, в городе, где он служил, в здании старой школы случайно обнаружили склад гитлеровских мин для тяжелых минометов. Его и еще двоих солдат вызвали на разминирование. Работали весь день. Холодно — а они в поту. Когда закончили, когда вынесли последнюю мину из подвала, когда погрузили ее на грузовик, когда им перед строем объявили благодарность от имени командования и отпустили в увольнение, — вот тогда он по-настоящему понял отца. Понял и еще одно: ребята, с которыми вместе разминировал склад, — настоящие друзья. Вместе с ними он, как на фронте, рисковал жизнью. Никто из них не ошибся, не сделал неточного движения. Значит, они не ошиблись и друг в друге. С тех пор у него первое требование к людям — надежность. По этому принципу и подбирал он свою комплексную бригаду. Он уверен: Гриша Дубина, Коля Соловецкий и остальные ребята не подведут в трудных условиях строительства газопровода.

Члены бригады Гулика, кажется, продумали все до мелочей. Анатолий знает даже, в каком подъезде, и на каком этаже, и в какой квартире нового пятиэтажного дома будут жить его ребята. Впрочем, квартиры для бойцов отряда — это уже не мелочь. Секретарь комитета комсомола треста Казымгазпромстрой Сергей Потапенко рассказал нам, журналистам, сопровождающим отряд, что строительство дома № 12 для бойцов Всесоюзного ударного отряда стало здесь, в Белом Яре, ударной комсомольской стройкой. Три воскресника, в которых участвовали все строители поселка, провели комсомольцы. И с честью выполнили обязательства. Дом новый, с иголочки, ждал наш десант.

…Далеко позади, закрытая высокими штыками елей, осталась станция Приобье, далеко позади осталась Комсомольская площадь столицы. У каждого из бойцов нашего десанта там, позади, очень многое. У Володи Белозерова — заботливая мама, старые друзья, У Толи Гулика — прежний коллектив на Черкасском заводе, где присвоили ему звание «Мастер — золотые руки». У Юры Королева — там, далеко, остались 7 лет работы на БАМе, бесценный опыт первостройки. Впрочем, почему остались? Все это с ними: опыт, верность в дружбе, крепость характера, мастерство и желание утвердить себя делом.

Юра Королев трогает меня за плечо и сквозь свист вертолетных турбин кричит:

— Может быть, останешься с нами? Оставайся, не то пожалеешь потом!

Я понимаю его. Юра уехал с БАМа, так и не достроив магистраль. И два года казнил себя за это в уютной московской квартире. Во всяком случае, теперь он твердо знает, чего ему не хватало эти два года — личного участия в огромном, нужном для страны деле. И то ли рев вертолета, то ли слова Королева вдруг напомнили мне другой рейс, другой полет. Осенний сумеречный рейс из Комсомольска в Хабаровск.

Тогда я думал о том, откуда вдруг взялось чувство тревоги. Забыл в гостинице бритву? Не то. Может быть, что-нибудь здесь, рядом? На соседнем кресле, закинув голову и по-глухариному вытянув шею, похрапывал пожилой мужчина. Где-то впереди надрывался ребенок. За иллюминатором равнодушно гудел двигатель.

— Ну вот, — говорил я себе, — репортаж продиктован по телефону, сегодня его наберут, завтра он появится в газете. Все в порядке. Будь горд и спи. Но благородной усталости не было, а проклятое ощущение тревоги продолжало мучить. И я нарочно начинал думать про Новый год, про первый снег, про дом и про что-то там еще… Пока вдруг не понял: меня уже нет там. Вот в чем дело.

Там, в кабине ТЭ-600, было жарко от работавших мощных дизелей. И даже ветер, влетевший в открытые по бокам окна, не спасал. За нашим тепловозом тянулись сардельки цистерн и длинный хвост вагонов, груженных лесом. Острая стрела насыпи указывала на Амур, мелькали шпалы, приближался и вырастал первый пролет моста. Леша Босых, наш машинист, оглянулся на инструктора:

— Сколько держать?

— Если знака не будет, — держи тридцать.

Леша кивнул и «дал газу».

Мост принял нас деловым гудом: он уже работал. «Вот, едем», — неуверенно сказал инструктор, и я понял: надо срочно что-то запоминать. Потому что это — первый рабочий рейс по новому мосту через Амур, самому большому мосту Байкало-Амурской магистрали. Потом будут тысячи рейсов, но наш первый и единственный. Я запоминал панораму и цвет реки. Сейчас я помню другое.