Собаки, которых мы спасли. Нет места лучше дома

Объявление наших имен сопровождалось вспышками нескольких камер и волной громких аплодисментов. Я решил не произносить длинных речей. Баронесса Гейл и Элизабет Эмануэль справятся гораздо лучше меня с тем, чтобы поведать историю Наузада и разъяснить цели нашего фонда. Кроме того, мне не хотелось, чтобы Наузад стоял тут, как идиот, перед таким большим количеством народа. Мне также хотелось увести его отсюда как можно быстрее и без происшествий.

Занятый такими стремлениями, я принял очень шикарную стеклянную призовую статуэтку, мило улыбнулся фотографу, а затем выскользнул из фокуса всеобщего внимания и стал дожидаться конца представлений. Однако наши официальные обязанности в то обеденное время на этом не закончились. Нас попросили позировать для фотографов на Речной Террасе вместе с организаторами и ведущим; Лондонский Глаз позади нас образовывал потрясающий фон.

Когда мы расположились под свинцовым октябрьским небом на террасе, ко мне подошел один из лауреатов. Как всегда, Наузад заинтересовал его больше, чем я, и он присел, чтобы сказать ему «привет!».

Предчувствуя новый рык, я снова натянул поводок. Но, к моему удивлению, Наузад, похоже, узнал его.

— Кажется, я помню этого парня, — сказал мужчина.

Некоторое мгновение я не понимал, о чем он говорит. Затем он представился.

— Простите, вы, наверное, меня не помните. Я Джордж. Я работал ветеринаром в карантине, когда Наузад прибыл из Афганистана.

Точно; я узнал его. Он работал ветеринаром-добровольцем в карантинном центре, и у нас однажды состоялась краткая беседа.

Он тоже приехал сюда, чтобы забрать свою премию, которой он удостоился как «волонтер года» за его работу в клинике одном из беднейших южноафриканских поселков около Кейптауна. Теперь он вернулся в Соединенное Королевство и работал ветеринаром для маленьких животных.

Джордж сильно изменился, но не так сильно, как Наузад.

— Когда мы встретились, он был не такой мясистый, как сейчас, — сказал мне Джордж. — А еще он стал толстым в таких местах, о существовании которых я вообще не догадывался. — Он посмотрел на Наузада, — тот увлеченно грыз новую, огромную жевалку, принесенную одной из девушек персонала.

— Он всегда был сорвиголовой, — сказал Джордж с понимающей улыбкой.

— И остался им, — улыбнулся я в ответ и посмотрел на Наузада.

Отсутствие Лизы — единственное, что портило день. Она прислала мне сообщение, что только что прибыла в Лондон; в довершение ко всему, ее поезд опоздал. Все, что она могла теперь сделать, это встретиться с нами перед тем, как начать долгий путь домой. Мне, как и ей, было чрезвычайно неприятно от того, что ей не удалось побывать на церемонии.

Но если взглянуть на ситуацию со светлой стороны, Лиза могла вести минивэн по дороге домой, так что я кивнул официанту, проходившему мимо с очередным высоко поднятым подносом с бокалами.

— Я возьму два, с вашего позволения, — сказал я, подумав, что также мог бы получить свою долю от служебных расходов Палаты лордов.

Официант приветливо передал мне бокал красного вина, а второй с улыбкой поставил на столик рядом со мной. После того, как он ушел, я поднял тост за фигуру, довольно чавкающую на коврике и (всего секунду) наслаждался моментом.

Пока я стоял там, глядя на Темзу, я не смог удержаться и не оглянуться на путь, проделанный нашей парой. Контраст между миром, в котором Наузад жил в Гильменде, и миром, где он живет сейчас, не мог стать еще больше.

Я также невольно подумал об иронии положения, в котором мы оба оказались. Ведь именно здесь, в этом здании, всего в паре дюжин ярдов отсюда, в зале Палаты общин, в 2001 году было принято решение вторгнуться в Афганистан.

Несмотря на прошедшие восемь лет, вокруг конфликта до сих пор продолжаются дебаты. Поскольку солдаты гибли еженедельно, а с Талибаном, очевидно, все оставалось по-прежнему, надеяться на скорый благополучный исход не приходилось. Что важнее, недостаток достижений, который я ощущал, когда служил там, ежедневно чувствуется всем новым поколением служащих в армии мужчин и женщин. Но я больше никак не могу повлиять на происходящее. Мои сражения остались в прошлом. В конце концов, я напоследок кое-что сделал для Афганистана. И хоть оно не многое изменило в общем ходе вещей, оно дало мне чувство, будто я делаю мир лучше, и этого мне вполне достаточно.

Я отрешился от вида удовлетворенного, благодушного Лондона, и пред моим взором встали сотни картин Наузада, Гильменда и всех остальных уголков Афганистана. Я увидел людей, нищету, а еще я увидел собак. В частности, я увидел Наузада, Тали и остальную разношерстную команду, собранную мной во временном убежище. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь. Собственно, это вообще выглядело как другая жизнь.