Этот скапливающийся беспорядок – и недостаток экспертиз, чтобы бороться с ним – возник потому, что нет ответственных за создание национальной промышленной политики переработки промышленных отходов. Выделено немного юридических или денежно-кредитных затрат для борьбы с отравлением окружающей среды, и японские компании, следовательно, не чувствуют потребности развивать методы работы с отходами. И они не единственные, кто пропустил мимо эту проблему. Иностранные комментаторы, когда хвалили «эффективную экономику Японии», никогда не задумывались, чтобы спросить, где фабрики хоронили отходы или почему правительство не может (и не будет!) отслеживать ядовитые химикаты. Можно подумать, что у вывоза отходов и контроля над индустриальными ядами есть связь с истинной эффективностью современной экономики; и доказательства безудержного загрязнения это подтверждают. Это случай того, что некоторые экономисты называют «развитием на стероидах». Высокий ВВП, достигнутый без строгого контроля над токсическими выбросами, существенно отличается от того, который имеет средства такого контроля.
Неподвергаемые сомнению в своем государстве и греющиеся в похвалах, расточаемых им за границей, бюрократы в Министерстве Японии Международной торговли и Промышленности (MITI) и Агентства по охране окружающей среды расслабились и успокоились. У них есть только самые туманные планы методов для тестирования и управления опасными отходами, которые уже давно стали нормой во многих развитых странах. Центральные правительства и местные органы власти просто понятия не имеют, как проверить среду на наличие загрязнения или избавиться от ядовитых химикатов. Причина в том, что вывоз отходов после землетрясения Кобэ имел место в таком масштабе, что ответственные агентства ничего не знали о сжигании отходов; они не знали о щитах (саркофагах); они не знали, как контролировать ядовитые испарения.
В сентябре 1994 Агентство по охране окружающей среды объявило о сжатых нормах на территориях индустриального вывоза отходов. Текущие правила, неизменные с 1977 года, не касались химикатов, произведенных в 1990-ых, и свалки были все еще главным образом незащищенными котлованами в земле без гидроизоляции, и без устройств, обрабатывающих сточные воды. Существует 1 400 таких незащищенных ям, представляющих больше половины всех мест промышленных отходов, о которых сообщают в Японии. (Есть и десятки тысяч мест, о которых не сообщают). Каковы были «сжатые нормы Агентства по охране окружающей среды»? Исследование двадцати мест заняло несколько лет.
Нехватка экологических технологий стала очевидной 2 января 1997 года, когда российский танкер «Находка», неся 133 000 баррелей нефти, сел на мель и развалился пополам недалеко от берега Префектуры Ишикава к западу от Токио. Хоть биометод (использующий микробы, чтобы собрать нефть на поверхности воды) был стандартным средством очистки разливов нефти в других частях мира, японское правительство еще не одобрило его использования. Поэтому Агентство по охране окружающей среды не применило метод к 300-метровому нефтяному пятну, и все закончилось неподдающимся оценке ущербом морской флоре и фауне региона. Тогда группа рыбаков взяла дело в свои руки и использовала препарат произведенных американцами микробов, как они сами сказали, на «экспериментальном основании».
Помимо биометода, существует другая общеизвестная техника для разлива нефти, когда распыляют сурфактант с самолетов или судов или, предварительно изолировав, поджигают нефтяную поверхность. Ни одна из этих технологий не была доступна в Японии. Несмотря на то, танкер сел на мель в пределах установленного маршрута, по которому часто ходят суда разных государств, не было никаких планов по спасению и никаких больших спасательных судов, размещенных в Японском море. Нужно было плыть от Тихоокеанского побережья Японии, что заняло дни. Актер Кевин Костнер пожертвовал 700 000$ для организации уборки нефти на основе высоких технологий в зонах поражения. И, в конце концов, женщины с ферм вычерпывали нефть на пляжах старинными деревянными ковшами. Как сообщил Ямада Тэтсуя в вечерних новостяхАсахи, «На сей раз старомодные ковши хишаку – что-то вроде музейного экспоната в нашем современном обществе – внезапно стало символом старательной уборки».