Собачий принц

Мысли и разговоры на эту тему только расстраивали его, но не думать об этом он не мог, а друзья приставали с расспросами. Мать Схоластика обещала послать письмо отцу, а Лиат обещала ждать. Он должен быть терпеливым.

Пришла очередь Зигфрида поработать с ножом Болдуина. Он ковырял ножом в щели, пытаясь сделать ее побольше. Быстро оглянувшись, Зигфрид тихо сказал остальным:

— Ожидая своего последнего урока, я услышал, что дочь леди Сабелы останется здесь до тех пор, пока король Генрих не решит, выдать ее замуж или оставить в монастыре.

— А, — отозвался Болдуин, — молодая леди Таллия. Я раз встречался с ней.

Эрменрих фыркнул.

— О! — воскликнул Зигфрид тоном человека, открывшего дверь в комнату и неожиданно увидевшего там змею. — Не думал я, что у меня получится.

— Тише, тише, — зашептал Болдуин. — Эрменрих, двинься-ка сюда. Айвар, быстро на колени, молимся, молимся!

Зигфрид наконец добился успеха, расшатав одну из досок. Образовавшееся отверстие оказалось достаточно большим, чтобы сквозь него можно было увидеть узкий участок двора с другой стороны забора.

Болдуин прильнул было к щели, но тут же охнул и отпрянул.

— Там кто-то есть с другой стороны. Послушница, — прошипел он.

— У нее бородавки? — осведомился Эрменрих.

— Будь посерьезнее! — Болдуин приложился правым глазом к щели, закрыв левый, чтобы удобнее было смотреть. Спустя некоторое время он отстранился и зашептал: — Она стоит на коленях как раз напротив. Кажется, это леди Таллия.

Эрменрих присвистнул.

Даже на Айвара это произвело впечатление.

— Дай взглянуть! — попросил он. Болдуин отодвинулся, и Айвар прижался лицом к дырке. Дерево царапало кожу, сзади пыхтел Эрменрих, как будто силился увидеть сквозь Айвара.

Она откинула капюшон, и Айвар узнал ту девушку с пшеничными волосами, которая три дня назад возглавляла процессию короля Генриха, держа в руках флаг с гербом Арконии. Как много произошло за эти три дня!

Девушка молилась, сложив руки перед грудью, пальцы касались бледных губ. Внезапно она подняла голову и посмотрела прямо на него. Ее глаза были такого же бледно-голубого цвета, какой приобретает синее платье после многочисленных стирок.

— Кто вы? — прошептала она. Айвар отпрянул от забора.

— Она что-то сказала! — сдавленно воскликнул Эрменрих и припал к щели. — Вы леди Таллия? — прошептал он.

Болдуин оттащил Эрменриха и вклинился между ним и забором, не обращая внимания на его протестующее фырканье.

— Вам нельзя на меня смотреть. — Ее голос был похож на шелест мягкого ветерка.

Капюшон упал с головы Айвара, и он спешно накинул его обратно, виновато оглядываясь на жилой барак. Слуги, оставленного за ними присматривать, не было видно.

— Неприлично так глазеть! — продолжала она. В тишине двора они ясно могли слышать ее слова. Она немного помолчала, затем снова тихо заговорила: — Но то, что мы получили возможность беседовать, не могло произойти без соизволения Господня, не правда ли?

— О, конечно! — с жаром согласился Болдуин, несколько отодвинувшись от щели. — Вы станете монахиней?

Зигфрид издал приглушенный звук и немедленно принял молитвенную позу. Во двор выплыл слуга — толстый, приземистый мужчина, очень недовольный возложенной на него обязанностью следить за четырьмя строптивыми послушниками: ему, конечно, хотелось посмотреть на отъезд короля. Все четверо теперь склонились в покаянной молитве.

Из-за колоннады слуга не мог слышать слабый голос Таллии.

— Моя заветная мечта — стать монахиней. Я стала бы дьяконом, но они не выпустят меня из монастыря, разве только замуж за какого-нибудь жадного дворянина.

— Почему вы хотите стать дьяконом? Монастырь более подходящее место, чтобы учиться и размышлять.

— Но дьякон, живущий в миру, может нести истинное Слово Господне прозябающим во тьме. Если бы меня рукоположили в дьяконы, я бы проповедовала Святое Слово Искупителя так, как меня учил брат Агиус, восприявший милость Господню и мученический венец.

До них донеслись отдаленные раскаты грома. Айвар почувствовал приближение дождя. Над головой появились темные тучи.

— Искупитель — это кто? — спросил Эрменрих. На его добродушном лице выразилось замешательство.

— Но это ересь, — прошептал Зигфрид не двигаясь. Болдуин тоже не шевелился.

Замер и Айвар. Он хотел слышать ее снова. Ее спокойный голос завораживал. И она была юной женщиной.

— Потому что Благословенный Дайсан был рожден не смертными, но нашей Владычицей, которая есть Бог. Он один не запятнан тьмой. И он принял мученичество. По приказу лицемерной императрицы Тэйсании за его проповеди с него содрали кожу заживо, как делали тогда с уголовными преступниками и предателями Дарийской империи. Его сердце вырезали из тела, и там, где капала его кровь, расцветали розы.

Зигфрид сделал знак Круга: это была опасная ересь. Но он не ушел. Ни один из них не тронулся с места. Они замерли как зачарованные, не замечая раскатов грома и первых капель дождя.