Собачий переулок

Она немножко высокомерно отвернулась от него, потом тут же повисла на его руке, пугливо вглядываясь в темноту.

— Только уйдем отсюда. Здесь темно и везде кругом одно и то же… Что ни куст — то парочка!

По косой тропинке они вышли к театру. У входа толпились мальчишки, стояла очередь у кассы, но в самом театре, еще не согревшемся после суровой зимы, уже рассаживались ранние гости.

Места Сени пришлись к стене. Над головою у Зои висел белый плакат. На нем четко было выведено нетвердой в живописи рукою:

«Дети до 16-ти лет на собрания и лекции не допускаются. На зрелища, если под их уровень, то допускаются».

Зоя улыбнулась плакату. Под потолком вспыхнула электрическая люстра. Сеня взглянул на плакат, и Зоя тихонько шепнула ему:

— До шестнадцати лет! У нас на фабрике позавчера в больницу пришла из школы девочка, кажется, четырнадцати или пятнадцати лет, вызвала акушерку и говорит ей: «Тетенька, миленькая, сделайте мне аборт, только поскорее, чтобы в училище не опоздать…» А кому же бы и слушать лекции, как не им? Вместо зрелищ вроде нашего кинематографа!

Рядом с ними сел на скамью угрюмый человек. Зоя за молчала. Сеня обернулся к своему соседу, спросил:

— Вы здешний?

— Здешний.

— Рабочий?

— Да.

— Слушай-ка, — засмеялся он, — а ведь недавно еще я тут работал, а только уж все по-другому стало! Гляжу хожу — театр, клуб, столовая, кооператив, даже парикмахерская с зеркалами… Школа, больница. А общежития какие! Да мы в городе таких комнат ни за какие деньги не найдем! Ведь вы совсем хорошо живете!

— Для того и корону свергали, чтобы лучше жить! — угрюмо ответил рабочий и отвернулся.

Рядом с ним открыли боковые двери. Снаружи из рощи повеяло влажным теплом весеннего вечера. Зоя тихонько вышла за двери на высокую площадку, облокотилась на перила и посмотрела в веселую ночную даль, мимо потухающих огней поселка, за которым и отсюда виднелись берега Волги.

Река казалась переполненной водою, похожей на тягучий, расплавленный свинец, стывший легким туманом. Огромный серебряный диск луны дел ел гладь ее нестерпимо яркой.

Зоя смотрела вдаль, слушала доносившийся в двери голос Королева, уже о чем-то жарко заспорившего со своим угрюмым соседом, не отвечавшим ему.

— Пьянство прежде всего, — говорил он, — ослабляет нас как борцов! Оно ослабляет волю, пьяный человек за себя отвечать не может! А откуда, товарищ, пьянство пошло? Товарищ, жизнь была скучной, мы были рабами… Просвета в жизни не было, а человеку хотелось радостей… Когда выпьешь, все кажется лучше. А теперь, товарищ?.. Теперь ведь не то совсем…

В зале становилось вольно и весело. Голос Сени глох. Зоя уже не разбирала слов. Тогда ей стало слышнее, как где-то в роще, под звон гитары, кто-то нежнейшим тенором запевал песню о Стеньке Разине.

Она слушала песню, прикрыв глаза, видела волжские волны, поглощающие персидскую княжну, и таким простым и понятным казалось ей — отречься от всех плотских радостей ради идеи долга и борьбы.

Глава VI Половодье

По скрипучим ступенькам на терраску поднялись с хохотом Анна и с нею незнакомый Зое рослый, мускулистый парень, с засученными для чего-то рукавами рубахи. Он перекинулся с Анной смешком, когда она подошла к Зое. Потом Зоя видела, как он, слушая их разговор, пристально разглядывал Анну с ног до головы — он только что познакомился с нею.

— У тебя места есть? — спросила Анна.

Зоя кивнула.

— Не запаслись билетами, — пробормотала Анна, перегибаясь через перила и глядя вниз, — нельзя с тобой проткнуться? У этого тоже нет! — кивнула она на парня, и тот засмеялся.

— Не видал я! А вы городские, что ли?

— Из города!

— Только на спектакль?

— А что тут делать кроме?

Он игнорировал Зою, говорил только с Анной, обращался к ней и стоял рядом с нею.

— Комсомолка?

— А ты?

— Тоже!

— Что ж тебе спектакль? — буркнул он. — «Рабочую слободку» не видала? Пойдем по роще походим!

— Для рощи время останется! — ответила Анна.

Зое почудилось — парень вздрогнул, но захохотал и обнял Анну.

— Ты что это? — отозвалась она, не убирая руки его. — Торопишься очень?

— Чтой-то тут прохладно очень! — хихикнул он.

— Анна, — шепнула Зоя тоскливо, — здесь люди кругом!

В ответ ей Анна рассмеялась, потом, всматриваясь в темноту за стену театра, где двигалась взад и вперед какая-то взволнованная человеческая тень, пробормотала:

— Это кто там, не видишь?

— Не вижу.

— По-моему, это фабричная девчонка одна. Я ее с Хорохориным видела… Обязательно его ждет!

— Тебе-то что, Анна?

— Ничего, так! Иди-ка ты на свои места! — неожиданно заметила она Зое и обернулась к парню, осторожно осматривая его с ног до головы. — В самом деле, коли билетов нет, в рощу, что ли, пойти? Не торчать же тут на крыльце.

— Пойдем в рощу, — взволнованно просил парень, — там наши все теперь… По-моему, театр этот — тоже мещанство здоровое!

— А кто же это там «наши» в роще?

— Так, товарищи!

— Ого! — вспомнила Анна. — Ты не из кружка ли?

Он помялся, не зная, что ответить. Она наклонилась к нему:

— Ты из «Долой стыд», да?

— Пойдем, там увидишь!