Собачий коготь

Мне нравилось, что нападавшие старались орудовать молча. И не стонали, когда я их бил. А бил я тщательно, со знанием дела. Соседи у меня капризные, и мне тоже не хотелось их беспокоить. За стеной живет молодая пара с маленьким ребенком. Когда ребенок ночью плачет, а плачет ночами он часто, считается, что он никого не беспокоит. Когда кто-то рядом тихо ходит ночью или, не дай бог, посудой гремит, это уже верх варварства и неуважения к детям. Правда, этажом ниже живет террорист. Я бы у него над головой каждую ночь на танке ездил, если бы не соседи за стеной – танк может их ребенка разбудить, он не всегда разборчивый в своих предпочтениях. Террористом я зову соседа-гея, который водит к себе дружков. В моем понимании для рода человеческого геи гораздо опаснее натуральных и актуальных террористов. Где-то в Интернете мне попадалась информация, что из-за распространения гомосексуализма в лице нерожденных детей человечество теряет большее количество людей, чем от рака. Но от рака умирает больше, чем от рук террористов. Тогда почему же гомосексуализм нельзя приравнивать к терроризму? Очень даже можно! И очень нужно! И давно пора такой закон издать, тем более с российской демографической обстановкой, когда у нас убыль населения пытаются нивелировать притоком мигрантов из Средней Азии. Но мне, честно говоря, в этот момент было не до соседей и не до проблем демографии. Я не побоялся бы и шум устроить, хотя умышленно шуметь, как человек скромный, тоже не намеревался. А, в дополнение ко всему, стремление гостей к тишине говорило мне, что это дело даже с их стороны рассматривается как противоправное. Но если они занимаются противоправным делом, следовательно, я занимаюсь, согласно логике, правовым избиением. Это меня слегка вдохновляло.

Я прошел прямо по спине «жертвы двери», заодно крепко наступив ему на шею, но в сознание этим почему-то не вернул. Может, он просто терпеливым таким оказался, понимая, что если эту боль не вытерпеть, то вскоре придется терпеть большую, и потому гордо лежал без сознания лицом вниз. В темноте не видно было выражения лица второго, которому я колени перебил, но он должен был корчиться от боли и жмуриться. А я не люблю, когда мне рожи строят. И потому, уже привыкнув к полумраку и многое различая, ударил носком башмака ему в челюсть сбоку. Там челюсть легко, словно картонная, ломается. А подошва у башмака прочная и не дает при таком ударе повредить пальцы на ноге. Но дальше стоял третий, на которого я наставил пистолет, чем притормозил его поступательное движение навстречу моему удару. Но только притормозил, не остановив окончательно. Человек своей кинетической энергией управлять не умел. Сам виноват. Надо учиться. Простой закон физики говорит, что, когда два тела движутся навстречу друг другу, сила удара при столкновении составляется из скорости движения тел и их массы. Пистолет я только показывал, держа его в правой руке, а бил слева, потому что правая нога у меня впереди стояла. И в итоге получился классический прямой удар боксера-левши. Левая рука у человека не сильнее правой, но, как правило, резче. А когда в резкий удар еще и вес тела вкладываешь, звук получается громкий. В лице противника что-то захрустело, и захрустело громко. По ощущению боли в костяшках пальцев я догадался, что попал в нос. Это удар не нокаутирующий. И потому пришлось добавить рукояткой пистолета.

Других противников в квартире не оказалось. Я включил свет, проверил каждый закуток, но на тридцати двух квадратных метрах моей кровной жилплощади спрятаться было негде. Разве что с перепугу в унитаз нырнуть. Но для этого нужны особые таланты, а с талантами я тягаться не хотел и преследование организовывать не намеревался.

На балконе у меня была бельевая веревка. Я ее сразу срезал, заодно проверив положение Владимира Николаевича. Внизу все было без изменений. А потом кусками веревки связал руки за спиной всем троим. Но этим удовлетворился. Перетащил их друг к другу ближе, заодно обыскав, отобрав трубки, два ножа и один кастет, которыми они воспользоваться не успели, надеясь, видимо, справиться со мной голыми руками. По крайней мере, надеялись скрутить, чтобы допросить, а потом уже, возможно, хотели использовать оружие для убийства. Внешне я против них, наверное, клопом казался. В лучшем случае, тараканом. Каждый из троих был тяжелее меня килограммов на сорок. И потому в себе они не сомневались. Мне почему-то показалось, что напрасно. А потом я посадил пленников вплотную и связал их руки, уже стянутые тонкой и режущей кожу веревкой, вместе. Теперь они даже на ноги встать могут только всем дружным колхозом. А уж атаковать меня, если пожелают, смогут только каким-нибудь методом карусели, не иначе. Не знаю, есть ли такой способ атаки. Рассматривать документы я пока не стал, и даже оставил их в карманах владельцев. Будет время, посмотрю…

* * *