Собачий бог

— Здравия желаю, — хмуро сказал один, оглядев Костю и чутьем уловив, что перед ним — не просто шпак, а человек, имеющий какое-то отношение к военной форме и погонам, хотя Костя был в «гражданке». — Ваша собака?

— Моя, — ответил Костя.

— Почему без ошейника и без поводка?

— А разве обязательно? — простодушно спросил Костя. — Вы извините, мужики, я только что с Северов, и собака со мной, оттуда. Мы здешних порядков не знаем.

— Порядки везде одинаковые, — проворчал милиционер. — Собаке в общественном месте полагаются ошейник, поводок, ну, и хозяин, соответственно.

Костя улыбнулся как можно простодушнее. Развел руками.

— У нас они так бегают, вольно…

— Это где это «у вас»? — подозрительно спросил второй.

— На Васюгане.

Милиционеры переглянулись и первый спросил:

— Документы какие-нибудь есть?

Костя молча вытащил служебное удостоверение.

— А… летун, значит, — сказал милиционер. — В отпуск вырвался?

— Ну да. На несколько дней.

Костя ждал, пока удостоверение переходило из рук одного патрульного в руки другого.

— Поня-ятно… — протянул первый. — Черт знает… Штрафануть тебя полагается.

— Штрафуйте, — согласился Костя.

Милиционер со вздохом огляделся. Лицо его просветлело.

— Вон большой магазин в пятиэтажке, «Спутник» называется, — видишь?

— Конечно.

— Ну, так чеши туда, там есть собачий отдел. Быстренько купи ошейник и поводок.

Костя удивленно спросил:

— Ну?

— Вот тебе и «ну»! — передразнил милиционер. — У нас тут с собаками сейчас строго. Всех бесхозных — на свалку, хозяев штрафуем. Между прочим, разрешено против собак оружие применять.

— А как же собак выгуливают? — поинтересовался Костя.

— А кто как — это не наша забота, — хмуро улыбнулся милиционер. — По ночам, в основном…

— Так что, мне в Колпашеве правду говорили? — сказал Костя. — Карантин тут из-за бешенства?

Милиционер не ответил.

— Санёк, — обратился он к напарнику. — Походи вокруг, пооглядывай, как бы кто лишний не увидел. А я пса покараулю.

Он снова взглянул на Костю:

— Чего стоишь? Дуй в магазин!

Второй вмешался:

— А дальше он как?

Первый мгновенно понял, снова повернулся к Косте:

— Ты на колесах?

— Нет. На частнике из Колпашева ехал…

— Ну, тогда совсем плохо… Ни в какой транспорт тебя не пустят. Так что: либо пёхом — переулками, либо на такси. Если сможешь договориться.

— Так строго? — снова удивился Костя.

— У нас всегда строго. Ну, давай, мы подождем.

Костя кивнул, приказал Тарзану:

— Сидеть! Ждать! — и помчался.

Через пару минут прибежал назад с новенькими, еще в упаковке, ошейником и поводком.

Но ни милиционеров, ни Тарзана на месте не оказалось. Текла по тротуару спешащая от автовокзала к железнодорожному и обратно толпа, на площади в очередь подъезжали «маршрутки». Над железнодорожным вокзалом электронное табло показывало время.

«Ёшкин кот! Как сквозь землю провалились!» — и Костя трусцой побежал вдоль остановки, потом свернул к вокзалу. Заглядывал во все уголки, обежал вокзал кругом, даже за заснеженные кусты заглянул. Пропали, — да и только!

«Обманули, сволочи! Не захотели штрафовать, — пожалели…».

Костя остановился и с тоской стал оглядывать набитую народом и машинами привокзальную площадь.

* * *

Тверская губерния. XIX век

…К полудню село будто вымерло. Барин и барыня слышали, что в селе идет коровий мор: мрут и коровы, и овцы, и прочая живность. Говорят, даже собаки сбесились, и их, кто поумней, запер с глаз подальше.

День был пасмурный, сумеречный. Шла вторая неделя октября, и дождик, то усиливаясь, то сходя на нет, превратил эти недели в сплошные тягостные сумерки.

Староста накануне приходил, докладывал, глядя в сторону:

— Вы, Егорий Тимофеич, не бойтеся, вам ничего не сделают. А только завтра чтоб света в доме не зажигали. Ни в свечах, ни в печи.

— Вот как? — насмешливо спросил Григорий Тимофеич и позвал жену:

— Аглаша! Иди-ка послушай. Нам крестьяне завтра велят в темноте и холоде сидеть.

Староста смял шапку, тяжело и длинно вздохнул.

— Не серчайте, Егорий Тимофеич — а только обычай такой. Коровью смерть гнать народ собрался. А это дело строгое.

— А попа? — спросила Аглаша, появляясь в дверях в фиолетовом платье, очень шедшем к ее розовому личику. — Попа звали?

Староста исподлобья взглянул на нее.

— Поп тут не при чем. Поп уже с крестным ходом ходил, кадил и молитвы пел, — толку мало. Да он наши обычаи знает, — сам из крестьян.

— И что же это за обычаи? — почти игриво спросила Аглаша.

Староста промолчал, ожесточенно мял шапку и глядел в угол.

Григорий Тимофеич обернулся к Аглаше:

— Пошли Малашку к попу, сделай милость. Может, хоть он нам что объяснит.

— Не объяснит! — вдруг резко и строго сказал староста. Смутился и сбавил голос:

— А не объяснит, потому как сам от греха уехамши. В Вёдрово, к теще. Будто бы теще его нездоровится. Он сегодня поутру и уехал.

Григорий Тимофеич молча, все более и более удивляясь и сердясь, смотрел на старосту.

— Демьян Макарыч! — наконец сказал строго. — Вы сюда пришли шутки шутить?

— Нет-с, и в мыслях не было! — староста, наконец, поднял глаза. Глаза были чистыми, искренними.

— Так что ж такое завтра будет, что нам нельзя свету зажечь?