Собачий бог

Хотя, по идее, могла бы сначала сказать: мол, березовые нам самим не помешают, дед-то все лежит, болеет, а мне одной трудно три раза в сутки печь топить. А если, мол, только березовыми, — так можно всего два раза, — утром и вечером. Дед, как заболел, мерзливым стал, — требует, чтоб в доме всегда тепло было…

Но нет, Ежиха просто молча перетаскала дрова.

Запомним и это.

Бракин набрал охапку сосновых поленьев, пошел к своей двери. Краем глаза заметил, как в хозяйском окне шевельнулась занавеска: Бракину даже показалось, что он заметил востроглазое лицо Ежихи.

Поднявшись к себе, он отпихнул ногой радостно бросившуюся к нему Рыжую. Свалил дрова у печки. Разделся, заварил чаю, насыпал Рыжей сухого корма, растопил печь. И долго сидел перед закрытой дверцей, глядя в щель на пляску веселых огненных человечков.

Темнело. Рыжая подошла, потерлась о ногу Бракина.

Бракин не отозвался.

Стало совсем темно. Но Бракин по-прежнему сидел возле печки на табуретке.

А когда в окне показался объеденный с одной стороны бледный лунный диск, Бракин встал, оделся, свистнул Рыжей: пойдем, мол, — и открыл дверь.

Рыжая, истосковавшаяся по воле, с визгом и лаем понеслась вниз по лестнице. Внизу обернулась, дожидаясь хозяина.

— Пошли, — сказал Бракин, выходя в калитку на улицу.

Он неторопливо побрел по горбатому переулку. В руке он держал пакет — словно собрался в магазин. Рыжая весело неслась рядом, то отставая, чтобы пометить столб или дерево, то уносясь вперед, затевая с цепными псами короткую собачью перебранку.

Когда они оказались возле дома очкастого старика, Бракин приостановился. Неподалеку горел фонарь, и задерживаться здесь надолго было ни к чему.

— Вот этот дом, — сказал Бракин вполголоса.

Рыжая насторожилась, высоко подняла одно ухо.

— Здесь живет тот, кто нам нужен.

Рыжая в недоумении оглядела забор.

— Да, здесь, — кивнул Бракин.

Присел на корточки, взял морду Рыжей в руки, — она аж взвизгнула от счастья, — и тихо сказал:

— Сторожи здесь. Дождись, когда хозяин вернется. И потом последи, сколько можешь. Устанешь, замерзнешь, — беги домой. Я буду тебя ждать.

Он поднялся, заметив впереди, в начале переулка, фигуру прохожего.

— Да смотри, не очень тут светись, — быстро предупредил Бракин. — От старика всего можно ждать. Чуть что — прячься, огородами уходи!

Он хмыкнул. И пошёл быстро, не оглядываясь.

Рыжая сидела несколько секунд в прежней позе: недоуменно подняв ухо. Потом встряхнулась, помчалась вперед, — и с лаем налетела на прохожего.

— Да отстань ты! — огрызнулся прохожий.

Рыжая полаяла еще для порядка, и побежала дальше, стараясь не слишком удаляться от дома таинственного старика.

Рыжая вернулась нескоро. Уже луна почти закатилась, лишь краешком освещая угрюмый, погруженный в безмолвие мир, когда Рыжая, стуча коготками, взлетела по лестнице и тявкнула под дверью.

Бракин открыл, присел: Рыжая кинулась ему на руки, стала лизать в лицо, в нос, в губы. Холодная, засыпанная снегом, дрожащая от холода и испуга.

Бракин сел поближе к печке, погладил Рыжую, взял ее морду в ладони, заглянул в глаза.

— Ну, что ты видела? Рассказывай.

Рыжая взвизгнула.

И Бракин словно провалился в её глаза и на какое-то время стал ею, — маленькой симпатичной рыжей собачонкой, бродившей вдоль заборов, обнюхивая чужие метки, и облаивая редких прохожих.

Потом и прохожих не стало. Мороз усилился. В окнах старика было темно, и Рыжая решилась: перескочила через забор в том месте, где ветром намело высокий сугроб, почти по самый забор, — покружила по маленькому дворику, и нашла себе местечко под навесом, где стояли лопата, метла, и лежали еще какие-то вещи, тщательно укрытые брезентом. Рыжая легла в уголок, одним боком — к брезенту, свернулась клубочком и замерла.

Она дремала, когда на улице послышался шорох шин, хлопок открываемой автомобильной дверцы.

— Вот спасибочки, — до самого дома доставили, — раздался старческий дребезжащий голос. Голос был притворным, лицемерным, — Рыжая, это сразу почувствовала. Как, впрочем, чувствуют притворство в голосе почти все собаки, кроме умственно отсталых, — а таких, кстати, немало среди собак благородных, искусственно выведенных пород, — генетически модифицированных, как принято теперь говорить.

— Большой привет градоначальнику, Александру Сергеичу, — проскрипел старик, хотя дверца захлопнулась и машина уже отъехала.

Скрипнули железные ворота, старик быстро прошел в дом.

Но свет не зажег.

Более того: дом оставался тихим, безмолвным, словно в нем и не было никого.

Рыжую это насторожило. Хозяева, возвращаясь домой, хотя бы включают свет, выходят во двор.

Этот не вышел. Может быть, он так устал, что сразу же лег спать?

(Тут Бракин покачал головой. Такое возможно, но… невозможно. Уж в сортир-то он должен был сходить. Правда, многие одинокие старики пользуются по старинке горшками, — стесняться некого, а на улицу зимой, особенно если ночью прихватит, чесать не шибко-то охота).

Короче говоря, Рыжая незаметно для себя уснула.