Собачий бог

— В военный госпиталь, — сказал он водителю, садясь в «волгу». Это была пока его старая «волга»: занять губернаторскую у него не хватило духа. Хотя идея была заманчива — что значит этот драндулет по сравнению с губернаторским зверем?..

По дороге он позвонил Кавычко.

— Звонил Владимиров! — радостно доложил Кавычко. — Просил о личной встрече.

— Хорошо. Перезвони и назначай на вторую половину дня.

Кавычко замялся.

— Ничего-ничего, звони!

«Пусть теперь Владимиров проглотит хотя бы одну горькую пилюлю, — подумал Густых без особого, правда, злорадства, — не всё же мне глотать!».

— Что, из охотуправления доклада еще не было? — спросил он.

— Пока нет.

Густых отключился, откинулся на спинку сиденья и чуть слышно пробормотал: «Идет охота на волков, идет охота…».

Водитель не выказал никакого удивления. Он давно привык к манерам своего шефа.

Однако в госпитале его ожидал неприятный сюрприз.

— А цыганята ваши выписаны, — сказал начальник, пожав руку Густых. Пожал и почему-то посмотрел на свою руку.

— Как это «выписаны»? — ровно спросил Густых. — А ожоги?

— У старшего из них, Алексея, есть ожоги рук, но они не требуют стационарного лечения. Остальные практически здоровы.

— Та-ак… И куда они направились?

Начальник госпиталя с удивлением взглянул на Густых.

— Их, по-моему, встретила родня. Большая такая цыганская «семья» на трех машинах. Весь приемный покой заполнили, крик, плач, шум. Насилу их выставили.

Густых подумал.

И, ничего не сказав, повернулся и вышел.

Начальник сосредоточенно смотрел ему вслед.

Кабинет губернатора

Кавычко появился без звонка и стука, едва только Густых уселся в кресло за губернаторским столом.

— Владимиров назначил встречу на три часа, — доложил Кавычко.

— Где?

— У вас, конечно, — едва заметная улыбка скользнула по губам помощника.

«О многом знает, подлец, — подумал Густых, глядя на Кавычко. — А о скольком еще догадывается? Вот бы чью душонку вытрясти!»

Кавычко без разрешения уселся сбоку, за овальный стол.

— Да, и еще одно. Пострадавших цыганских детей родственники сегодня утром забрали из госпиталя.

— Знаю, — ответил Густых. — А что за родственники? Где живут?

Кавычко замялся, сбитый с толку.

— Да их много было, цыган-то… Вроде, и местные, городские, и из Копылова. Они сегодня решили похороны устроить. Вот и забрали детишек.

— Похороны, похороны… — задумчиво повторил Густых. — А где?

— Что? — не понял Кавычко.

— Похороны — где? Где этих двоих закапывать будут?

— Так… — Кавычко снова сбился. — На Бактине, наверное. Они же обычно там хоронят, в «предпочетном» квартале.

Он сделал паузу.

— Извините, Владимир Александрович, — с несвойственной ему робостью спросил он. — А можно узнать, почему вы спрашиваете?

Густых помедлил.

— Ну, мы ведь обязаны заботиться о людях. Им, как погорельцам и пострадавшим, надо бы материальную помощь оказать.

Кавычко вытаращил глаза.

— Цыганам? Да у них столько денег… Они себе такие памятники на могилах строят…

Он осёкся. Глаза были по-прежнему круглыми и немного безумными.

— Ну-ну, — ровным голосом сказал Густых. — Видел я их памятники. Рядом с почетными горожанами и Героями России. Кстати, тебе такой не поставят. — Густых помял подбородок, вспоминая что-то важное. Вспомнил. — Значит, фээсбэшник приедет в три?

— Так точно, — по-военному сказал Кавычко.

— А похороны во сколько?

Кавычко вскочил, поняв, что у шефа есть что-то на уме.

— Сейчас постараюсь узнать…

Он вернулся через пару минут, сияющий — даже кудри стали отливать золотом.

— До директора кладбища дозвонился, Орлова, — сообщил он. — Орлов матом цыган кроет. Говорит, что понятия не имеет, как им удалось в «предпочетке» место достать… Говорит, что сам с ними не разговаривал, но его заместитель…

— Во сколько? — прервал Густых.

Кавычко сглотнул и сказал:

— В три часа дня.

— А могила готова?

Кавычко снова оживился, хотя новый поворот темы опять сбил его с толку:

— Про могилу Орлов такое рассказал! Всю ночь целая бригада работала. Это, говорит, целый склеп получился. Большой, на два места, стены забетонированы, внутри — бар с напитками, ковры, лошадиная сбруя…

— Гробы хрустальные? — снова прервал Густых.

Кавычко осекся, теперь уже с некоторым страхом глядя в выпуклые, ничего не выражающие глаза Густых.

Золото в кудрях погасло. Вымученно улыбнулся.

— Гробы импортные, из красного дерева, — лакировка, позолота, ручки для переноски, и все такое…

Кавычко замолчал, боясь, что его снова прервут.

Но Густых молчал. Крутил в руках безделушку, сувенир: никелированную модель нефтяной качалки, подарок от «Томскнефти».

Качнул качалку, поставил на стол. Качалка постукивала, как метроном.

— Вот что. Встречу с Владимировым перенеси часов на… на пять.

Кавычко даже подскочил.

Открыл было рот, но тут же закрыл.

Густых молча смотрел на качалку.

— Значит, на пять? — упавшим голосом спросил Андрей Палыч.

— А что, у тебя появились проблемы со слухом? — бесцветным голосом ответил Густых.

Кавычко отчаянно покраснел. Вышел из-за стола.

— Хорошо, — сказал он. — Я вам когда понадоблюсь?

— Когда понадобишься — узнаешь, — почти загадочно сказал Густых.