Собачьи истории

Эта ночь ознаменовалась не только появлением на свет нового семейства Сюзи, она положила начало моей семейной жизни — ведь до нее все мои попытки ухаживать за Хелен завершались фиаско. Но с этой минуты я сосредоточился на том, что по-настоящему важно, и, оглядываясь на без малого сорок пять лет, которые мы провели вместе, благословляю счастливую судьбу, так удачно подыгравшую мне во время «Нарциссового бала». Приятно вспомнить и о том, какая в те дни была между нами и нашими пациентами особенная близость — всю ночь просидеть на деревенской кухне с щенящейся собакой! История эта романтична, и технические подробности в ней необязательны, но я все-таки упомяну, что теперь мы в таких случаях очень редко прибегаем к щипцам.

13. Джок

Едва я приподнялся на кровати, как увидел вдали холмы за Дарроуби.

Я встал и подошел к окну. Утро обещало быть ясным, лучи восходящего солнца скользили по лабиринту крыш, красных и серых, свыкшихся с непогодой, кое-где просевших под тяжестью старинной черепицы, и озаряли зеленые пирамидки древесных вершин среди частокола дымовых труб. А надо всем этим — величественные громады холмов.

Как мне повезло! Ведь это было первым, что я видел каждое утро, — после Хелен, разумеется, а уж на нее смотреть мне никогда не надоедало.

После необычного медового месяца, который мы провели, проверяя коров на туберкулез, началась наша семейная жизнь под самой крышей Скелдейл-Хауса. Зигфрид, до нашей свадьбы мой патрон, а теперь партнер, отдал в полное наше распоряжение эти две комнатки на третьем этаже, и мы с радостью воспользовались его любезностью. Конечно, поселились мы там временно, но наша верхотура обладала каким-то неизъяснимо пьянящим воздушным очарованием, и нам можно было только позавидовать.

Первая комната эта служила нам и спальней и гостиной, и хотя не отличалась особой роскошью обстановки, кровать была очень удобной, на полу лежал коврик, а возле красивого старинного серванта — память о матери Хелен — стояли два кресла. Гардероб тоже был такой старинный, что замок давно сломался, и, чтобы дверцы не открывались, мы засовывали между ними носок. Кончик его всегда болтался снаружи, но мы как-то не обращали на это внимания.

Я вышел, пересек лестничную площадку и оказался в нашей кухне-столовой, окно которой выходило на противоположную сторону. Это помещение отличалось спартанской простотой. Я протопал по голым половицам к скамье, которую мы соорудили у стены возле окна. На ней возле газовой горелки располагалась наша посуда и кухонная утварь. Я схватил большой кувшин и начал долгий спуск в главную кухню, ибо при всех достоинствах нашей квартирки водопровода в ней не имелось. Два марша лестницы — и я уже на втором этаже, еще два марша — и я галопом мчусь по коридору, ведущему к большой кухне с каменным полом.

Наполнив кувшин, я возвратился в наше орлиное гнездышко, перепрыгивая через две ступеньки. Теперь мне бы очень не понравилось заниматься подобными упражнениями всякий раз, когда нам требовалась бы вода, но тогда меня это совершенно не смущало.

Хелен быстро вскипятила чайник, и мы выпили первую чашку чаю у окна, глядя вниз на длинный сад. С этой высоты открывался широкий вид на неухоженные газоны, плодовые деревья, глицинию, карабкающуюся по выщербленным кирпичам к нашему окошку, и на высокие стены, тянущиеся до вымощенного булыжником двора под вязами. Каждый день я не раз и не два проходил по этой дорожке к гаражу во дворе и обратно, но сверху она выглядела совсем другой.

— Э-эй, Хелен! — сказал я. — Уступи-ка мне стул!

Она накрыла завтрак на скамье, служившей нам столом. Скамья была такой высокой, что мы купили высокий табурет, но стул был заметно ниже.

— Да нет же, Джим, мне очень удобно! — Она убедительно улыбнулась, почти упираясь подбородком в свою тарелку.

— Как бы не так! — заспорил я. — Ты же клюешь кукурузные хлопья носом. Дай уж я там сяду.

Она похлопала ладонью по табуретке.

— Ну, чего ты споришь! Садись, не то все остынет.

Смиряться я не собирался, но испробовал новую тактику:

— Хелен! — сказал я грозно. — Встань со стула!

— Нет! — ответила она, не глядя на меня и вытягивая губы трубочкой. Это, на мой взгляд, придавало ей удивительное очарование, но, кроме того, означало, что уступать она не намерена.

Я растерялся. И даже прикинул, не сдернуть ли ее со стула силком. Но миниатюрной ее никак нельзя было назвать, а нам уже разок довелось помериться силами, когда спор из-за какого-то пустяка перешел в борцовскую схватку. И хотя мне она доставила много радости и я вышел из нее победителем, Хелен оказалась опасной противницей. Повторять свой подвиг рано поутру у меня настроения не было. Я сел на табурет.