— Дайте-ка сообразить. — Я всегда старался ответить поподробнее, потому что понимал, как много это значит для него, как воскрешает жизнь, по которой он тоскует. — Почистил пару коров, навестил охромевшего бычка, подлечил двух коров от мастита и еще одну с послеродовым парезом.
Он радостно кивал на каждое мое слово.
— Прах его побери, парез этот! — воскликнул он. — Когда я мальцом был, хорошие коровы дохли от него, что твои мухи. И всегда — самые удойные. После третьего или там четвертого отела. Лежат и не встают. Уж чем только мы их ни пользовали, но они все сдохли, все до единой.
— Да, — сказал я, — в те дни это была страшная беда.
— Зато потом, — он счастливо улыбнулся и ткнул меня указательным пальцем в грудь, — зато потом мы начали качать воздух в вымя велосипедным насосом, так они вскакивали на ноги и убегали. Ну прямо колдовство! — У него даже глаза заблестели при этом воспоминании.
— Знаю-знаю, мистер Потс. Мне и самому довелось поработать насосом, хотя и не велосипедным. У меня был специальный, маленький.
Эта черная шкатулка с блестящими цилиндрами и фильтром теперь хранится в моем домашнем музее, где ей самое место. Аппарат этот не раз выручал меня в сложных ситуациях, но от мысли, что таким образом я могу занести туберкулез, на душе становилось тревожно. Я слышал о таких случаях, и появление бороглюконата кальция явилось для меня большой радостью.
Пока мы беседовали, Сэм и Нип играли возле нас на лугу: мой бигль резвился вокруг старого пса, а тот, виляя хвостом от удовольствия, опрокидывал его плохо гнущимися ногами. Было видно, что Нипу эти встречи приятны не меньше, чем его хозяину: на краткий срок к нему словно возвращалась юность, он валился на спину, а Сэм кидался ему на грудь и нежно его покусывал.
Я провожал старого фермера до деревянного моста и, прежде чем повернуть домой, смотрел, как они бредут через него к рощице на том берегу. Меня с Сэмом ждала работа, но им было нечем заняться.
Мне доводилось встречать мистера Потса не только там: в базарные дни он бесцельно бродил между рыночными ларьками или стоял возле компании фермеров перед «Гуртовщиками», где те заключали сделки с торговцами скотом или кормами либо обсуждали между собой всякие дела.
А то на аукционе, опираясь на палку, он вслушивался в скороговорку аукционщика и уныло посматривал на продаваемых коров. И каждый раз я ощущал пустоту в его душе, потому что в стойлах не было ни одной его коровы и ни одной его овцы в длинном ряду узких загонов. Все это уже его не касалось — старого, никому больше не нужного человека.
Я встретился с ним накануне его смерти — на нашем обычном месте. Я стоял у воды и следил за цаплей, которая, тяжело взмахивая крыльями, поднялась с камышового островка и лениво полетела над лугом.
Старик остановился, поравнявшись со мной, и наши собаки затеяли привычную игру.
— А! Мистер Хэрриот. — Он помолчал, наклоняя голову над палкой, которую полвека втыкал в землю своего луга. — Что вы сегодня поделывали?
Может быть, щеки у него были чуть синее, а дыхание вырывалось из груди со свистом, но я не заметил, чтобы он выглядел хуже обычного.
— А вот что, мистер Потс, — ответил я. — Еле на ногах держусь. Утром я два часа провозился с кобылой — жеребенок никак не шел, — и у меня все тело ноет.
— Не шел, говорите? Повернут что ли не так был, а?
— Да. Поперечное положение. Ну и я намучился, пока его повернул.
— Прах ее побери, работка не из легких! — Он задумчиво улыбнулся. — А как моя клайдсдейлская кобыла жеребилась, помните? Вы тогда в Дарроуби только-только приехали. Может, первый ваш такой случай был.
— Ну, конечно, помню, — сказал я. И я помнил его доброту. Он видел, что я молод, зелен, не уверен в себе, и мягко, тактично постарался меня успокоить, ободрить. — Да, — продолжал я, — было это в ночь на воскресенье, и нам пришлось потрудиться. Мы вдвоем были, но справились, верно?
Он расправил плечи, и его взгляд обратился мимо меня на что-то, чего я видеть не мог.
— Да уж. Мы с вами ловко справились. Тогда у меня силенок толкать и тянуть хватало.
— Еще как!
Он тяжело вдохнул, а потом выпустил воздух, странно поджимая губы. И поглядел на меня с тихим достоинством.
— Хорошие были деньки, мистер Хэрриот, а?
— Да, мистер Потс. Очень хорошие.
— Эге. — Он медленно кивнул. — Их у меня много было, таких дней. Нелегких, а хороших. — Он поглядел на своего пса. — И старик Нип тоже со мной наработался, э, малый?
И я вдруг перенесся в тот день, когда увидел мистера Потса в первый раз. Примостившись на табурете, он доил одну из своих малочисленных коров, упираясь лбом в волосатый бок. Пальцы его трудолюбиво массировали соски, но тут Нип уронил камешек ему на сапог. Фермер нагнулся еще ниже, зажал камешек двумя пальцами и бросил в открытую дверь коровника. Нип в восторге помчался за камешком и, вернувшись через несколько секунд, снова уронил его на хозяйский сапог, выжидательно пыхтя.