Собачьи истории

Именно это подумал я как-то вечером, когда зашел туда перед самым закрытием.

— У него могут быть глисты? — Вопрос был задан типично небрежным тоном.

— Не знаю, Поль. А почему вы спрашиваете?

Он попыхтел трубкой.

— Просто мне последнее время кажется, что он немножко похудел. Сюда, Тео!

Песик, вскочивший на колени к хозяину, выглядел таким же бодрым, как всегда, и, когда я приподнял его, быстро лизнул мне руку. Но, действительно, ребра у него чувствовались.

— М-да, — сказал я. — Возможно, он чуточку похудел. Но глистов вы не видели?

— Собственно говоря, нет.

— Даже отдельных беловатых сегментов вокруг заднего прохода?

— Нет, Джим. — Он покачал головой и улыбнулся. — Правда, я особенно не вглядывался, старина.

— Ну хорошо. На всякий случай дадим ему глистогонное. Завтра вечером я захвачу с собой таблетки. Вы будете тут?..

Бровь чуть-чуть поднялась.

— Думаю, это более чем вероятно.

Таблетки для Тео я принес, но затем несколько недель у меня не было свободной минуты, чтобы посидеть в «Гуртовщиках». Когда же я наконец туда добрался, то оказалось, что именно в эту субботу там устроил танцы местный спортивный клуб. Из зала доносилась музыка, маленький бар был битком набит, а любителей домино оттеснили в дальний угол смокинги и бальные платья.

Оглушенный шумом и духотой, я пробрался к стойке. Все вокруг было неузнаваемо, и только Поль Котрелл, как всегда, сидел на своем табурете у дальнего ее конца.

Я протиснулся к нему и увидел на нем его обычный твидовый пиджак.

— Вы не танцуете, Поль?

Он прищурил глаза, медленно покачал головой и улыбнулся мне над своей изогнутой трубочкой.

— Это занятие не для меня, старина, — сказал он. — Слишком уж смахивает на работу.

Я взглянул вниз и убедился, что еще кое-что осталось прежним: Тео сжался под табуретом, стараясь держать нос вне досягаемости ботинок и туфель. Я заказал две кружки пива, и мы попытались разговаривать, но перекричать нестройный гул голосов оказалось нелегким делом. Между нами к стойке то и дело просовывались чьи-то руки, раскрасневшиеся лица наклонялись к нам, громко здороваясь. И почти все время мы просто посматривали по сторонам.

Вдруг Поль придвинулся поближе и сказал мне на ухо:

— Я все это время давал Тео ваши таблетки, но он по-прежнему худеет.

— Неужели? — рявкнул я в ответ. — Это странно!

— Да… Вы бы его не посмотрели?

Я кивнул, он щелкнул пальцами, и песик тут же взлетел к нему на колени. Я забрал его к себе и сразу же почувствовал, что он стал много легче.

— Вы правы, — крикнул я. — Он продолжает худеть.

Придерживая песика на левом колене, я оттянул ему веко, увидел, что конъюнктива очень бледна, и снова крикнул:

— Заметная анемия.

Я начал ощупывать мохнатую мордочку и, дойдя до угла челюсти, обнаружил, что заглоточные лимфатические узлы очень увеличены. Непонятно… Какая-то болезнь ротовой полости или глотки? Я растерянно поглядел вокруг, злясь на то, что Поль с таким упорством советуется со мной о своей собачке в «Гуртовщиках». Не могу же я уложить ее на стойке посреди кружек и стаканов!

Я попробовал ухватить Тео покрепче, чтобы заглянуть ему в горло, моя ладонь скользнула под переднюю лапу, и у меня защемило сердце: подмышечный узел тоже был сильно увеличен. Я торопливо провел пальцами под задней ногой… Паховый узел выпирал из-под кожи, как голубиное яйцо. И подвздошный… Я продолжал лихорадочно ощупывать. Все поверхностные лимфатические узлы были в несколько раз больше нормальной величины.

Болезнь Ходжкина… На несколько секунд я перестал слышать крики, смех, музыку. Потом взглянул на Поля, который спокойно смотрел на меня, попыхивая трубочкой. Как сказать ему в такой обстановке? Он спросит меня, что это за болезнь, и мне придется ответить, что это рак лимфатической системы и его песик обречен.

Стараясь собраться с мыслями, я поглаживал мохнатую голову и смешную бородатую мордочку, повернутую ко мне. Сзади наваливались люди, тянулись руки, пронося мимо меня кружки с пивом, рюмки с виски и джином, какой-то толстяк обнял меня за шею…

— Поль! — сказал я, наклоняясь к нему.

— Да, Джим?

— Может быть… Может быть, вы зайдете ко мне с Тео завтра утром? В воскресенье мы начинаем прием в десять.

Его брови дернулись, потом он кивнул:

— Отлично, старина.

Я не стал допивать свое пиво. Проталкиваясь к двери, я оглянулся и увидел, как мохнатый хвост исчезает под табуретом.

Проснулся я, как иногда со мной случалось, на рассвете — начинаешь ворочаться часов в шесть, а потом лежишь, глядя в потолок.

В конце концов я встал и принес Хелен чашку чая в постель, но время тянулось все так же мучительно медленно, пока не настала минута, которой я так страшился, — я посмотрел на Поля над головой Тео, стоявшего между нами на операционном столе.

И сказал ему. Прямо, без обиняков. Ничего другого мне не оставалось.

Выражение его лица не изменилось, но он вынул трубку изо рта и внимательно посмотрел на меня, потом на песика и опять на меня.

— Ах так… — сказал он наконец.

Я ничего не ответил, и он медленно провел рукой по спине Тео.

— Вы абсолютно уверены, Джим?

— Да. Мне очень грустно…

— И лечения никакого нет?