Собачье сердце

Некрасова, Воскресшего Алкоголика, Голодные сборники135, стихи, инструкции уездным Лито приказал подшить и сдать. Потушил лампу собственноручно и вышел. И немедленно с неба повалил снег. Затем дождь. Затем не снег и не дождь, а так что-то лепило в лицо со всех сторон.

В дни сокращений и такой погоды Москва ужасна. Да-с, это было сокращение. В других квартирах страшного здания тоже кого-то высадили.

Но: мадам Крицкая, Лидочка и котиковая шапочка остались.

БОГЕМА

I. КАК СУЩЕСТВОВАТЬ ПРИ ПОМОЩИ ЛИТЕРАТУРЫ.

ВЕРХОМ НА ПЬЕСЕ В ТИФЛИС

Как перед истинным Богом скажу, если кто меня спросит, чего я заслуживаю: заслуживаю я каторжных работ. Впрочем, это не за Тифлис, в Тифлисе я ничего плохого не сделал. Это за Владикавказ.

134 С такого-то числа Лито ликвидируется. – Приказ о расформировании Лито был подписан 23 ноября, в нем, в частности, было записано: «Тов. Булгаков считается уволенным с 1/XII с. г. с выдачей на 2 недели вперед».

135 . .Голодные сборники.. – Речь идет о двух сборниках, которые готовил Лито.

Первый сборник «Голод» был составлен из произведений классиков русской литературы, во второй сборник «На голод» были включены работы современных писателей. Булгаков подготовил для этого сборника очерк «Муза мести», в котором рассматривалось творчество Пушкина и Некрасова с точки зрения их отношения к крестьянству. Этот своеобразный очерк еще не получил соответствующей оценки исследователей.

Доживал я во Владикавказе последние дни, и грозный призрак голода (штамп! штамп!., «грозный призрак»...

Впрочем, плевать! Эти записки никогда не увидят света!), так я говорю – грозный призрак голода постучался в мою скромную квартиру, полученную мною по ордеру. А вслед за призраком постучался присяжный поверенный Гензулаев136 – светлая личность с усами, подстриженными щеточкой, и вдохновенным лицом.

Между нами произошел разговор. Привожу его здесь стенографически:

– Что ж это вы так приуныли? (Это Гензулаев.)

– Придется помирать с голоду в этом вашем паршивом

Владикавказе..

– Не спорю. Владикавказ – паршивый город. Вряд ли даже есть на свете город паршивее. Но как же так помирать?

– Больше делать нечего. Я исчерпал все возможности. В

подотделе искусств денег нет и жалованья платить не будут. Вступительные слова перед пьесами кончились. Фельетон в местной владикавказской газете я напечатал и получил за него 1200 рублей и обещание, что меня посадят в особый отдел, если я напечатаю еще что-нибудь похожее на этот первый фельетон.

– За что? (Гензулаев испугался. Оно и понятно. Хотят посадить – значит, я подозрительный.)

136 . .присяжный поверенный Гензулаев. . – Существует несколько мнений по поводу соавтора Булгакова по пьесе «Сыновья муллы», но чаще всего называется Т.

Пейзулаев, живший в те годы во Владикавказе. Т. Н. Лаппа, между прочим, также отмечала, что Булгаков ходил писать какую-то пьесу к соседям Пейзулаевым. Быть может, это и есть самые точные сведения? Во всяком случае, в ранней редакции «закатного»

романа варьете возглавляет некий Гарася Педулаев. .

– За насмешки.

– Ну-у, вздор. Просто они здесь ни черта не понимают в фельетонах. Знаете что...

И вот что сделал Гензулаев. Он меня подстрекнул написать вместе с ним революционную пьесу из туземного быта. Оговариваю здесь Гензулаева. Он меня научил, а я по молодости и неопытности согласился. Какое отношение имеет Гензулаев к сочинению пьес? Никакого, понятное дело. Сам он мне тут же признался, что искренно ненавидит литературу, вызвав во мне взрыв симпатии к нему. Я

тоже ненавижу литературу, и уж, поверьте, гораздо сильнее

Гензулаева. Но Гензулаев назубок знает туземный быт, если, конечно, бытом можно назвать шашлычные завтраки на фоне самых постылых гор, какие есть в мире, кинжалы неважной стали, поджарых лошадей, духаны и отвратительную, выворачивающую душу музыку.

Так-так, стало быть, я буду сочинять, а Гензулаев подсыпать этот быт.

– Идиоты будут те, которые эту пьесу купят.

– Идиоты мы будем, если мы эту пьесу не продадим.

Мы ее написали в семь с половиной дней, потратив, таким образом, на полтора дня больше, чем на сотворение мира. Несмотря на это, она вышла еще хуже, чем мир.

Одно могу сказать: если когда-нибудь будет конкурс на самую бессмысленную, бездарную и наглую пьесу, наша получит первую премию (хотя, впрочем... впрочем...

вспоминаю сейчас некоторые пьесы 1921–1924 годов и начинаю сомневаться.. ), ну, не первую – вторую или третью. Словом: после написания этой пьесы на мне несмываемое клеймо, и единственное, на что я надеюсь, – это что пьеса истлела уже 137 в недрах туземного подотдела искусств. Расписка, черт с ней, пусть останется. Она была на