Мы медленно толкались в московском трафике. Казалось, что жизнь на улице замерла. Все личные автомобили, когда они не двигаются или медленно ползут, напоминают гробы, в которых заключено тело владельца, и чем медленнее двигаются машины, тем больше они напоминают гробы. А все гробы с точки зрения покойника, который находится внутри, одинаковы, и заграничный гроб «Роллс-Ройс» немногим лучше отечественного гроба «Жигули». Конечно, роллс-ройс комфортнее, но, опять же, зачем комфорт человеку, которого везут на кладбище?
Я тайно еще с детства влюблен в московское метро. Это моя первая любовь. Там, под землей, – жизнь, там ритм, там великое смешение спешащих людей. Лица и глаза в таком изобилии и в таком быстром движении, какого не увидишь нигде больше. И все лица видишь только однажды. Они сродни секундам, их настолько много, что отличить одно от другого просто невозможно, они идут нескончаемым потоком, образуя особую визуальную ткань времени.
У всех этих людей совсем разные судьбы, но вот на несколько минут судьба сводит их в одном вагоне, объединяет в одном пронзительном движении, а потом вновь разводит по пересадочным тоннелям и линиям разного цвета. Мерцающая ткань времени скользит перед глазами, не повторяясь ни в одной черте своей бесформенности, сколько бы ты ни ездил в этих тоннелях.
Люди, несущиеся по подземным станциям и переходам, стремятся вырваться из подземелья наверх, на воздух, к свету, обзавестись своим роллс-ройсом, или мерсом, или BMW, или чем угодно, и стоять вот так в пробке, и думать о том, что стоящий автомобиль напоминает гроб.
– Петр, мы скоро приедем? – задал я глупый вопрос. Потом поправился, оправдываясь: – Может, там, впереди, все рассосалось? У тебя нет сводки?
– Сейчас кольцо пройдем, и станет легче. А может, и нет.
– Спасибо, успокоил.
Мы опять замолчали.
Когда мы наконец подъехали к зданию конторы, я чувствовал себя старше, чем утром, и почему-то хотелось ругаться. Появилось ощущение, что болезнь вернулась ко мне.
Я вошел в кабинет, за мной зашла моя Ларочка, секретарша необыкновенной красоты.
– Как вы себя чувствуете, Артем Георгиевич? – поинтересовалась Лара.
– Спасибо, херово, – отозвался я и чихнул.
– Может, нужно полечиться? У вас еще пятнадцать минут до совещания, – предложила Лара.
Я поначалу не мог понять, зачем ей это нужно, что за похотливость такая, но потом понял: когда она трахает меня в моем же кабинете, этим она как бы трахает всю компанию, от подвала до пятого этажа, всех моих замов, всех начальников отделов и завкадрами и уж тем более всю офисную мелочь. Через факт полового акта со мной в моем офисе она становится секретаршей от слова «секрет», она становится созидательницей и хранительницей настоящего секрета.
А я человек слабовольный, не могу отказать красивой женщине, поэтому часто иду у нее на поводу прямо на столе. Но сейчас я был не в лучшей форме: грипп не отставал, хотелось горячего чаю и в постель, и не двигаться. Езда в машине сквозь пробки совсем меня расстроила.
– Нет, Ларочка, милая, не могу. Знобит, плохо мне. Надо побыстрей закончить совещание и обратно домой, у койку.
– Сделать горячего чаю с лимоном и вареньем? – сочувственно предложила Лара.
– Это будет приравниваться к оргазму, – согласился я.
– Но не для меня, – усмехнулась Лара.
– Не будь эгоисткой. Лучше расскажи, что нового в конторе. Какие слухи?
– Да ничего нового. Скукотища. Все как обычно, контора пишет, – разочарованно ответила секретарша Лара.
– Это хорошо. Катаклизмы нам не нужны, – заверил я ее.
– А правда, Артем Георгиевич, что вы жену выгнали? – вдруг спросила Лара.
– Та-ак. Это кого касается? Говори быстро, откуда знаешь, кто тебе это сказал и что знаешь?
– Лучшая подруга вашей жены работает у нас. Она ей все по секрету рассказала. Ну, вот весь офис и знает, – быстро ответила Лара.
– Ну, знают и пусть знают. Если честно, мне по барабану. Меня грипп больше мучает, чем катавасия с женой и Игоряшей. Одно не могу понять: на хрена им это нужно было? Неужели у моей жены такой недотрах, что она на Игоряшу бросилась? А Игоряша, друг моего детства, неужели так ненавидит меня, что полез на мою жену? Я было понадеялся, что у них любовь, с которой они ничего не могут поделать…
– Любовь с кем? С Игоряшей? – перебила Лара. – Вы шутите?
– Что, любви с ним быть не может, а секс – может? Любовь все-таки зла – полюбишь и козла. Вот я и говорю, что не понимаю, зачем им это было нужно, хотя вообще-то малоинтересно. Шекспировская комедия. Много шума из ничего.
– Для того, чтобы избежать подобной ситуации, – нравоучительно заметила Лара, – жена должна быть лучшим другом.