Дальнейшее ожидание никаких новостей не принесло. Богданов вышел из подъезда и направился в сторону Большой Лубянки, чтобы на перекрестке выйти на центральную часть Рождественского бульвара. Старуха ушла куда-то в дальнюю часть квартиры, вероятнее всего, на кухню, обед готовить, и никаких попыток кому-то позвонить не предпринимала. Телефон, правда, звонил несколько раз, но она, снимая трубку, лишь коротко отвечала: "Нет его, будет после двенадцати".
После очередного звонка Слава сдвинул один наушник и, закрыв книгу, которую читал, повернулся к жене.
- Все-таки странно… Пока бабка дошлепает из кухни до прихожей, телефон успевает прозвонить девять-десять раз. Представляешь, какие расстояния? Почему у него в квартире только один аппарат? Ведь неудобно же страшно!
- Может, экономит? - предположила Лиза, тоже закрывая журнал, который прихватила из дома для чтения.
- Да нет, не похоже, - задумчиво протянул он. - У него машина с водителем, хотя мэтр вполне мог бы сидеть за рулем сам, мы в интервью читали, помнишь?
У него права с младых ногтей и водительский стаж - дай бог каждому. А он барствует, водителя нанял. И при этом на телефоне экономит. В ресторане каждую неделю обедает как минимум один раз, а там цены такие, что один счет - целый аппарат, причем из дорогих.
- У богатых свои причуды, - Лиза пожала плечами и снова уткнулась в глянцевый журнал.
Ровно в половине двенадцатого писатель вернулся с прогулки.
- Ну вот, - Слава потянулся, насколько позволяло автомобильное кресло, - еще полчаса, и начнется самое интересное. Кстати, сейчас бабка ему доложит, кто звонил, это тоже может оказаться важным. Ты приготовь ручку и бумагу, я тебе продиктую. Лизонька, я уверен: сегодня все разрешится и закончится. Ну? Гляди веселей!
Он протянул руку и ободряюще погладил жену по обтянутой кожаными узкими брючками коленке.
Лиза молча открыла сумку, достала ручку и принялась рыться в поисках листка бумаги. И в эту минуту стало происходить нечто странное. Въехавший в ворота серебристый джип, не найдя места для парковки вдоль тротуара, остановился прямо посреди двора, из него вышли двое мужчин ярко выраженной кавказской внешности, один постарше, Слава назвал бы его пожилым, другой значительно моложе, лет пятидесяти, оба статные, с прямой осанкой, густыми, хорошо постриженными волосами, в длинных модных плащах. Оба они излучали уверенность в себе, напористость и снисходительное дружелюбие, свойственное некоторым людям, твердо знающим, что они все равно сильнее, поэтому бояться им некого и незачем.
Мужчины вышли из двора на улицу, повернули налево и скрылись за дверью третьего подъезда, того самого, в котором жил Богданов, и через пару минут в наушниках у Боровенко прозвучала трель дверного звонка.
- Смотри-ка, - удивленно обратился он к Лизе, - к нашему мэтру гости пожаловали. А я что-то не слышал, чтобы он с кем-то по телефону договаривался.
- Может, по мобильному звонили, - откликнулась Лиза, не отрываясь от статьи в журнале. - Пока он гулял.
- Нет, - покачал головой Слава, - это что-то важное для нас, я чувствую. Я уверен. Погоди-ка…
Установленный в прихожей микрофон транслировал в наушники осторожные шаги и громкий шепот. Им повезло: писатель Богданов и его домработница-нянька остановились прямо возле дверного косяка, в который наркоман Мишаня воткнул "жучок".
- Кто это?
- Не знаю. Ты ждешь кого, Глебушка?
- Нет, Катерине с Васей рано еще.
- А вдруг Васечка? Он, бывает, пораньше приходит.
Может, открою?
- Не смей!
- Так давай я в "глазок" гляну…
- Стой спокойно, я сказал.
Звонок прозвенел снова, долго, настойчиво.
- Кто бы это мог быть? - Даже в шепоте Богданова можно было расслышать не столько удивление, сколько озабоченность.
- Батюшки! - ахнула Глафира. - Это ж, наверное, он!
- Кто - он?
- Который отраву подбросил. Он и сегодня пришел.
И тогда приходил, в среду.
- Да кто приходил-то, Глаша?
- Так почем мне знать? Меня ж дома не было, а он и приходил. И борщ попортил. В тот раз не вышло, так он сегодня приперся, снова пробовать хочет. Не открывай, Глебушка, не открывай, Христом-богом прошу.
- Я и не собираюсь. Хотя, может быть, это и в самом деле Василий, а? Или Катерина. Неудобно получается.
- А ты ему позвони. Дай-ка мне трубочку, я на кухню прокрадусь да и позвоню ему потихонечку, спрошу, не он ли за дверью стоит. Ты мне только номер набери, я на память не помню.
В наушнике раздались отрывистые попискивания: Богданов набирал номер на мобильном телефоне. Семенящие шаги Глафиры Митрофановны зашелестели и затихли, а пространство прихожей снова сотряслось от настойчивых длинных звонков. Боровенко казалось, что он слышит тяжелое дыхание Глеба Борисовича. Что ж, вполне может быть, если пожилой писатель разволновался (хотя отчего бы?) и прислонился к дверному косяку. Вот послышались издалека шаги старухи, громче, отчетливее.
- Это не Васенька. Они с Катериной вместе едут, как раз сейчас Политехнический музей проезжают.
- Черт! Кто же это может быть?
- А я тебе говорю: вызывай милицию! Душегубец это! Я точно знаю.
- Уймись, Глаша. Не шуми.