– Подожди минутку, – сказал он, направляясь к двери. – Сейчас принесу из машины пакеты с едой. И закатим пир.
Я вышла в коридор – если узкий простенок между двумя огромными шкафами в сенях можно назвать коридором. Справа зиял вытянутый прямоугольный проём, занавешенный самодельным жалюзи: маленькие бочонки-жёлуди на верёвочках. Я коснулась их рукой, и они сухо зашуршали, добавляя в потрескивание полений в камине особую уютную деревенскую ноту. За ними была плотно прикрытая почему-то железная дверь. Вероятно, её поставили намного позже, чем повесили жалюзи, иначе зачем они были бы нужны. Дверь оказалась не заперта. Я потянула её на себя, открыла, нащупала выключатель. Яркий – слишком яркий для этого дома – свет залил комнату. Это была кухня. Старая газовая плита на ножках, вся в чёрных крапинах съеденной эмали, немного походила на далматинца; к ней были подсоединены толстыми шлангами два баллона: красная краска на их боках сильно облупилась, и они напоминали проржавевшие бочонки; подвесные полки, деревянный стол с ящиками, покрытый цветастой – вырви глаз – клеёнкой, и… Большой верстак, уставленный какими-то колбами и склянками. И запах… Едва живой, но… Чем пахнет кухня в деревенском доме? Если в ней живут люди – то хлебом, едой, варёной картошкой, соленьями. Если дом пустой – то кухня всё равно хранит пищевой дух, пусть даже не особо приятный. Здесь же пахло чем-то неуловимо медицинским, с примесью затхлости, как если бы кто намочил бинты и оставил гнить. Я подошла ближе, втянула ноздрями невнятную тревожную смесь. Запах камфорного масла, гвоздики и ксероформа – если усилить раз в десять, то так пахнет в зубном кабинете. И ещё что-то знакомое… Как будто жжёная материя…
– Что ты здесь делаешь? – Мирон появился в проёме, лицо его было напряжено.
– Что здесь хранится? Почему в этой кухне… – начала была я, но он резко перебил меня:
– Я сказал тебе никуда не выходить из комнаты!
– Мирон… Чей это дом???
Он подошёл ко мне, взял за руку, лицо его смягчилось:
– Что тебя так напугало, Машенька? Не бойся, никакой Синей Бороды здесь нет. Это дом моих друзей, не надо ходить одной – это нехорошо по отношению к их гостеприимству. Вдруг ты что-то разобьёшь? Мне будет перед ними неловко. Они же не думают, что я сюда девушек вожу.
Он сжал мою ладонь и повёл за собой обратно, в комнату с камином.
– Расслабься, что ты так напряжена?
Мирон протянул мне пластиковый стаканчик с вином. В отблесках пламени оно играло рубиновой искрой и было завораживающе ароматным.
Я ещё не забыла тяжёлого опьянения после Марусиного угощения и решила сделать всего несколько глотков. Объяснять же Мирону, что практически не пью, я не стала – он, похоже, и так считал меня малолеткой.
Вино оказалось удивительно вкусным. Мне представлялось, что именно такое оно и должно быть, когда говорят об изысканном королевском букете. Правда, обычно имеется в виду бутылка ценой более тысячи евро, с винтажной этикеткой, на которой отпечатан урожай какого-нибудь давнего года и название местности типа долины Граса. А у нас был белый квадратный пакет с фиолетовой гроздью на картинке и крупной надписью «Изабелла».
Вкусное вино из пакета. У меня все шансы когда-нибудь стать алкоголиком, мама.
– Чему ты улыбаешься? – спросил Мирон и положил мне в рот кусочек сыра.
В голове кружилось что-то умное, но больше всего меня тянуло сказать ему, что хочу, наконец… как я там воображала – на руки и на лестницу. И чтобы тапка шлёпнулась, обязательно со звуком.
– А где здесь лестница?
– Не достроена ещё.
– Как же тогда попадают на второй этаж?
– По приставной. Стоит в коридоре.
Я хихикнула. На руках по лестнице – отпадает. Значит, сразу на диван – вон он, бордовый, в углу. Даже не продавленный.
– Ну… Раз лестницы нет… – Тут я всерьёз испугалась, что выражаю мысли вслух, сразу замолкла, потом заговорщицки прошипела: – А ну как мы пьяные ночью захотим в туалет и кукукнемся с лестницы?
– Хм. Верное замечание. Значит, будем спать на первом этаже. Туалет здесь цивильный, не деревянный домик во дворе. Душ тоже имеется.
Мирон плеснул мне ещё вина.
– Ты часто сюда приезжаешь? – Я чувствовала необычно быстрое опьянение.
– Да нет. Хозяева тоже редко наведываются. Только если Москва совсем осточертеет.
Он достал из пакета нарезку ветчины и разорвал целлофан. Мы сидели на полу, на расстеленном ватном одеяле, и моё колено было в сантиметре от его бедра.
– Слушай, а ты смелая малышка.
– Я?
– Ты. Поехать с незнакомым мужиком, много старше тебя, в неизвестном направлении, в домишко на отшибе. Без копейки денег, а главное, без телефона. Отчаянный поступок. А не боишься, вдруг я окажусь взаправду маньяком?
– Не боюсь. – Сделав серьёзное лицо, я постаралась как можно трезвее это произнести. – Если бы ты был маньяком, то удушил бы меня гораздо раньше, да, к тому же, не кормил бы на убой – в грузинском ресторане и сейчас. Смысла в этом не вижу.
– Думаешь?
– Ага. Разве что ты не намерен подвесить меня ногами вверх в клетке и откармливать на фуа-гра.
– Долго же кормить придётся. Ты вон какая тощая.