Человек седой, но шумный,очень добрый, но неумный,очень умный, молодой,с громогласными речами,с черносливными очамии библейской бородой.Раскулачивал в тридцатых,выгребая ржи остатокпо сараям, по дворам.Был отчаянно советский,изучал язык немецкийи кричал: «Но пасаран!»И остался он вчерашним,на этапах и в шарашке,МОПРа бывшего полпред,и судьбы своей несчастностьвоспринять хотел как частностьисторических побед.Он постукивает палкой,снова занят перепалкой.Распесочить невтерпежи догматика, и сноба.Боже мой — он верит снова,а во что — не разберешь.Ребе и полуребенок,бузотер, политработник,меценат, но без гроша.И не то чтоб золотая,но такая заводная,золотистая душа.Гениален, без сомнений,он, хотя совсем не гений,но для стольких поколенийон — урок наверняка,весел, как апаш в Париже,грустен, как скрипач на крыше,где с ним рядом — облака.Он остался чистым-чистыминтернационалистоми пугает чем-то всехтенью мопровской загробнойнеудобный, бесподобныйдопотопный человек.1968