…Со многими неизвестными

Старик кивнул головой и стал вытаскивать из своего необъятного буфета бутылки с водкой, закуску, посуду. Ложкин деятельно ему помогал. В это время Пит, воспользовавшись суетой, незаметно достал из кармана небольшой пузырек и, отойдя в сторону, сделал из него несколько глотков.

Когда все было готово, старик пригласил к столу.

Пили много, стаканами, почти не закусывая, как будто стараясь заглушить все тайны, сомнения, обиды и тревоги. Кровью налились глаза Ложкина, лицо его медно блестело от пота, он все время пытался петь псалмы. У старика щеки и нос стали свекольного цвета, он беззвучно хихикал, скаля кривые, острые зубы, я махал на Ложкина руками. Пит совершенно не пьянел, но старался показать, что и ему тоже весело.

Пили весь день и вечер. Потом уснули прямо за столом.

Среди ночи Папаша проснулся. Ложкин храпел, изредка чмокая губами, из полуоткрытого рта его вырывались хриплые восклицания. Пит лежал тихо, дышал ровно и легко. Папаша приподнялся и тенью скользнул к буфету. Он уже взялся за ручку одного из ящиков, когда за его спиной раздался тихий, повелительный оклик:

- Советую не шутить.

Папаша отпрянул от буфета. Голос Пита был совершенно ясным, казалось, он и не думал спать.

- Потом советую запомнить, - продолжал он. - Я с тебя глаз не спущу. Кроме того, все, что я тебе говорил, известно… Ну, скажем так, третьему лицу. И если что случится, то тебе несдобровать, Папаша. Мы люди деловые, пора бы понять.

Папаша, уже давно овладевший собой, лениво ответил:

- Да ты что подумал? Я, почтеннейший, просто решил на кровать перебраться.

- Это пожалуйста, - иронически произнес Пит. - Косточки береги, пригодятся.

Оба умолкли, и Папаша, улегшись на кровать, долго гадал, заснул или нет его гость. Наконец, так ничего и не решив, он уснул сам.

Утром состоялось совещание.

- Как зовут, говоришь, этого инвалида, пенсионера и даже орденоносца? - спросил Пит.

- Купцевич. Яков Федорович Купцевич, - морщась от головной боли, ответил старик. - Его вон дружок, - он кивнул в сторону взъерошенного, невыспавшегося Ложкина.

- Мой, - усмехнулся тог, сладко потягиваясь. - Куплю и продам вместе с его пенсией и дачей. О господи!

- А зацепить его за что? - снова спросил Пит.

- Зацепить? - ядовито переспросил старик. - Да его не то что зацепить, а все потроха можно вывернуть к чертовой матери. На, считай.

Он стал перечислять, загибая тонкие, сухие пальцы. Когда их не хватило, он спросил:

- Будет с тебя?

- Пожалуй, - задумчиво ответил Пит.

- Тут, однако, вот какой казус получается, уважаемые, - с сомнением в голосе заговорил старик. - Эту малинку я, признаться, заморозил. С пацаном одним там встречался. А он, кажись, завязал, чтоб его… Носа не кажет, денег не просит, к телефону тоже не подходит. Докопаться, я думаю, до него не могли: он ни на одном деле не был, чист. Стучаться в уголовку тоже не станет. Но все же…

Пит молча слушал и, казалось, колебался.

- Сделаем так, - наконец объявил он. - Вы с Софроном все-таки пойдете туда, но только завтра. А сегодня надо эту квартиру обнюхать со всех сторон, подослать кого-то. Если все в порядке, завтра пойдете вы.

- Ну, раз так, то пошлю туда Митьку Плотину, - неохотно ответил старик. - Парень ловкий, все разнюхает.

На том и порешили.

Потом старик ушел, а Ложкин и его загадочный «хозяин» снова улеглись спать.

Проснулись они только к вечеру. Папаша уже был дома. Он передал слова Митьки Плотины: «Все чисто, мусора нет. Яшка ждет гостей завтра в три. Маячок горит. Требуется пощупать соседа».

- Что ж, пощупаем, - многозначительно ухмыльнулся Ложкин.

На следующий день Пит дал им последние инструкции.

Папаша молча выслушал его натянул старенькую, на вылезшем меху шубу и взялся рукой за дверь.

В это время в высоком кирпичном доме близ Белорусского вокзала закончились последние приготовления к засаде.

Гаранин неподвижно сидел за столом, не спуская глаз с окна. Из угла в угол нетерпеливо шагал Воронцов, засунув руки в карманы. Все молчали.

Сергей стоял у двери своей комнаты и напряженно прислушивался. Знакомое чувство предстоящей схватки овладело им, дрожал каждый нерв, и в голове вихрем проносились мысли: «Зверь идет в западню… Самый опасный… Только бы не упустить…». Сергей с волнением ждал условного сигнала. Маленькая стрелка часов приближалась к трем.

Папаша замешкался у двери, потом опустил руку и повернулся к незнакомцу.

- Пожалуй, не стоит мне туда идти, уважаемый, - тихо произнес он. - Нутром чую.

- Да ты это что… - угрожающе начал было Пит, но, встретившись взглядом с холодными немигающими глазами Папаши, вдруг понял: «А ведь прав, - и тут же решил: - Им рисковать нельзя».

Оба, не сговариваясь, посмотрели на Ложкина.

- Пойдешь ты, - сухо сказал ему Папаша.

- Пожалуйста, не испугался. Мы не из таких, - с вызовом ответил Ложкин.

Пит кивнул головой.

- Пойдешь. И чтобы все было чисто. Ну, а если заметут…

- Кого? Меня? - злобно ощерился Ложкин. - Ну, нет. Живым больше не дамся. У нас свой планчик есть, - и, застегивая пальто, самоуверенно добавил: - О рабе божьем Софроне поминки справлять не придется. Аминь.