…Со многими неизвестными

Долго так продолжаться не могло. Он чувствовал, что его оставляют последние силы, что еще немного - и он потеряет контроль над собой и тогда совершит что-то безрассудное, отчаянное.

Черт возьми, но ведь он же комсомолец, он советский человек, неужели у него не хватит мужества выполнить свой долг? Но в чем его долг? Все рассказать? И только? А Плышевский? Позволить ему уйти от наказания? Оставить его неразоблаченным? А Галя?… Но тут в голове у Михаила начинался такой мучительный сумбур, что он с еле сдерживаемым стоном закрывал глаза.

И вот этот неожиданный звонок… Что надо от него Плышевскому? Галя сказала, что отец хочет сообщить ему что-то важное, что поможет ему, Михаилу, избежать неприятностей. Глупенькая, и она поверила!… Но главное заключается в том, что он все-таки нужен Плышевскому. Может быть, тот решил, что теперь Михаил у него в руках и его можно использовать для каких-то своих целей? Что ж! Хоть напоследок Михаил будет умнее, он соберет все силы, он будет притворяться, будет хитрить и узнает, что это за цели. И тогда… О, тогда берегитесь, уважаемый Олег Георгиевич! Не так-то просто сделать из него, Михаила, предателя и сообщника. Он был пустым болтуном - верно, был слеп, глуп, самодоволен - тоже верно. Но он не был и не будет предателем!

Так говорил себе Козин, отправляясь в тот вечер на свидание к Плышевскому.

Вот наконец и знакомый дом. Михаил взбежал по лестнице и с сильно бьющимся сердцем позвонил.

Дверь открыл сам Плышевский.

- А, Михаил Ильич! - весело воскликнул он. - Давненько же мы не виделись, дорогуша! Ну, прошу, прошу!

Козин невольно подивился самообладанию этого человека. Так вести себя после всего того, что произошло между ними!

Снимая пальто, он бросил взгляд на дверь столовой. Она была чуть приоткрыта. Козин скорее угадал, чем заметил, что за дверью стоит Галя, и тут же необычайно ясно представил себе ее состояние - страх, надежду и радость, которые наполняли сейчас ее душу. И при мысли об этом Михаил вдруг ощутил небывалый прилив сил и уверенности в себе. «Ничего не бойся, Галочка! - мысленно произнес он, направляясь вслед за Плышевским в его кабинет. - Я уже не тот, каким был раньше, и… и мне нечего терять».

- Ну, что ж, присаживайтесь, Михаил Ильич. - Плышевский широким жестом указал на диван. - И давайте поговорим.

Он по привычке прошелся из угла в угол по кабинету, засунув руки в карманы своей домашней куртки, потом остановился перед Козиным и, блестя стеклами очков в тонкой золотой оправе, с усмешкой посмотрел на своего гостя.

- Надеюсь, вы сделали все необходимые выводы из нашего последнего разговора?

- Конечно, сделал. Что же мне еще оставалось?

Козин сказал это с таким обреченным видом, который мог бы ввести в заблуждение любого другого человека, только не такого осторожного и подозрительного, как Плышевский. «Не собирается ли этот тип провести меня?» - подумал тот.

- Какие же это выводы, если не секрет? - любезно осведомился он.

- А такие, что мне деться некуда.

Слова эти прозвучали резко и с неподдельной горечью. Плышевский при всем желании не мог уловить в них фальши. И все-таки что-то в Козине настораживало, что-то появилось в нем новое. Уж не донес ли он своему начальству о их последнем разговоре? Нет, это исключено, он действительно запутался. Вот только нет в нем, пожалуй, стремления любым путем скрыть свое преступление, на что рассчитывал Плышевский. Этот парень растерян и полон отчаяния, он не видит выхода из тупика, в который попал. Значит, надо указать ему этот выход. И гибкий ум Плышевского немедленно подсказал ему новую тактику.

- Не надо так мрачно смотреть на жизнь, дорогуша! - весело сказал он. - Выход всегда есть.

- Для кого другого, только не для меня, - мрачно возразил Козин.

- Нет, нет! - запротестовал Плышевский. - И для вас тоже. Я должен признать, что слишком погорячился в тот раз, - с ноткой искреннего сожаления продолжал Плышевский. - Но теперь, мне кажется, я могу искупить свою вину. Вот для этого, собственно, я и просил вас зайти ко мне, дорогуша.

- Я вас не понимаю, Олег Георгиевич.

Козин не верил ни одному слову Плышевского и теперь весь внутренне напрягся в ожидании нового удара.

- Сейчас все поймете. Как говорится, не было у вас счастья, так несчастье помогло. Только одно непременное условие, дорогуша. Вы ни в коем случае не должны сообщать, что получили эту информацию от меня. Иначе я окажусь в неприятном положении, ну, а себя… себя вы просто погубите, окончательно и бесповоротно. Имейте это в виду.

- Я не враг самому себе, Олег Георгиевич, - нетерпеливо ответил Козин.

«Ага, наконец-то пробудился инстинкт самосохранения. Отлично!» - отметил про себя Плышевский.

Ему надоело разгуливать по кабинету, он опустился в кресло напротив Козина и перекинул ногу на ногу, обхватив колено тонкими, длинными пальцами. Костистое, выбритое до глянца лицо его было по-прежнему спокойно, лишь глаза настороженно поблескивали сквозь стекла очков.