Сны для космодора

Этот разговор продолжался весь день, не прекратился он даже во время ужина. И только оказавшись в каюте, Гавон понял, что все время в нем дремало какое-то беспокойство. Здесь, в одиночестве, беспокойство перешло в обыкновенный страх, вызванный сновидением. Существование этого страха было чем-то неправильным, неестественным, оно пугало больше самого сна, так как это означало, что универсальные психономические формулы перестали быть универсальными. Действительно, там еще предвиделась и непредсказуемость третьего подсознательного пласта, но… «Психономатор, — вскрикнул космодор, — что со мной происходит?!».

«Не особенно сильное катативное смущение третьего пласта подсознания…».

«Хватит! Профилактика?».

«Катативная реакция зоны третьего пласта имеет высокую степень непредсказуемости…».

«Хватит! Можешь следить за мной ночью и прервать сон сразу же, как только он начнется?».

«Да».

Космодору почему-то показалось, что в бесплотном голосе психономатора прозвучало угодничество. И впервые в жизни испытал к нему что-то похожее на отвращение.

Уснул он незаметно. Его окружила спасительная темнота без времени и места, но она оказалась зыбкой. Чья-то рука подняла и бросила космодора на ту же самую равнину в трещинах, стянутую обручем горизонта. И снова рядом с ним шагал Сай, и перед ними скользили две тени, очерченные странным светом, падающим сзади.

«Значит, ты утверждаешь, что счастлив?» — спрашивала тень Сая.

«Как счастливы все живущие по законам универсальной психономии», — покровительственно ответила тень Гавона.

«А все живут по этим законам?».

«Все».

«И всю жизнь?».

«Да», — ответил Гавон и замедлил шаг.

«Почему молодые не всегда подчиняются Универсальным Психономическим Формулам, мистер Рен-Барх?».

Гавон удивился вопросу, потому что Сай не мог этого знать.

Шагая под бесконечным дымящимся сводом, он ответил:

«Для этого необходимо созреть, Сай. Универсальные Психономические Формулы изучаются в школе, но необходимо время, пока личность сумеет обуздать инстинкты. Добавим и физическое соревнование, которое заставляет молодых бунтовать в поиске выхода своей биологической энергии».

Что-то замедлило шаги космодора. Стена. Гавон присел на неровный каменный выступ. Опершись на стену, Сай смотрел на него светящимся взглядом своих черных глазниц. За его спиной образовалась трещина и сквозь нее были видны звезды. Трещина, корчась, как губы паралитика, произнесла голосом Сая:

«Но среди зрелых уравновешенных личностей также встречаются неудовлетворенные, мистер Рен-Барх».

«Это неправда, Сай. Ты не можешь знать этого».

«Мистер Рен-Барх, — произнесла трещина, — почему так часто взрослые, зрелые личности, не знавшие серьезных проблем в жизни, кончают самоубийством?».

«Во всякой цивилизации есть свои психические больные, Сай».

«Но почему их так много, мистер Рен-Барх?».

Что-то взорвало сон Гавона. Когда куски сознания, разбросанные взрывом, улеглись, космодор с удивлением подумал, что психономатор никогда не будил его столь сильным импульсом.

«Психономатор, — мысленно позвал он. — Почему дал развиться сну? Команда была точная».

«Физиологическая реакция, — ответил психономатор. — Сон был сконцентрирован в кратком временном интервале в ограниченной зоне мозга. Первый импульс оказался слабым, второй…».

«Хватит, — мрачно прервал его Гавон, — от второго еще болит голова. Сделай что-нибудь».

Из стены вылезло блестящее щупальце. Конец пневмошприца коснулся его виска. Гавон почувствовал легкую боль, приятное головокружение и снова уснул, на этот раз без сновидений.

После утренних процедур в биокамере к Гавону почти полностью вернулось бодрое и реалистическое восприятие жизни. Почти, так как внутри все же затаился мутный приглушенный ужас иррациональной бури сна… Как настоящий воспитанник психоно-мической культуры, Гавон хорошо знал фантазию — грязный источник душевных смут, место, где все возможно, где простая истина мечется в пылу сомнений и ничего окончательного и определенного не существует. Она была врагом его душевных сил, его гибкого, как хищный зверь ума, его неистребимого желания победы. Что это за ассоциативный взрыв, какие пласты подсознания перемешались, как получилось, что этот смешной и наивный Сай стал символом самого подсознания, заговорил языком какого-то «анти-я»? Рен-Барх не мог ответить себе на эти вопросы и не хотел почему-то обсуждать их с психономатором. Кроме того, логика дневного сознания выдвинула дневные мысли, которые не оставляли места стыду ночных видений. О, Великий Дарх, уже через пару дней надо начинать усвоение, а какие глупости лезут в голову. — Итак, ваш мир мне ясен, Сай.

Гавон замолчал и вперил взгляд в землянина. Глаза Сайраса, в которых сначала светился интерес, постепенно наполнились страхом. Астронавт начал понимать, что означают эти слова. И Гавон дал ему необходимое для этого время.. — Слушаю вас, мистер Рен-Барх, — хрипло прошептал Сай.