Сны Черной Жемчужины

Нет. Я не была такой. Мама отпустила меня, дала мне бесценный дар. Она не пускала меня в палату, потому что мы не знали, что для меня будет значить, если я последую за ней в ее последний сон, сон умирающего. Она не сердилась и на отсутствие папы. Для этого требовалась сила, щедрость духа, которую я могла лишь надеяться накопить. Я не могла отплатить за этот подарок. Ничто, никто, ни папа, ни Тоджо, ни пожизненный запас латте не могли заставить меня отречься от нее.

— Этот сон-воспоминание должен был вызвать мое доверие?

Кен стал застегивать рубашку, скрывая метку. Покачиваясь на ноге, он сказал на японском:

— Я не выбирал, какой сон тебе показать, Кои. Даже кицунэ не может обмануть баку во снах. Ты видела правду.

— Что ты — раб Тоджо и Кавано?

Он вздрогнул. Мои кулаки сжимались и разжимались, я хотела ранить его, чтобы он ощутил боль, расцветающую во мне.

— Сволочь. Сколько из того, что было в Портлэнде, было настоящим?

Кен резко поднял голову.

— Все, — он потянулся к моей щеке, но я отбила его запястье.

— Ты сказал мне, что Совет может помочь папе, помочь мне. Ты… — я подавила всхлип, не хотела, чтобы он видел меня такой уязвимой, — спал в моей кровати.

Кен сцепил руки за спиной, делая себя не угрожающим, а потом все испортил, шагнув слишком близко. Даже с хромотой, кривясь от боли, он источал горячую угрозу, которая вызывала дрожь в моей спине.

— Посмотри на меня, — попросил он, его скулы стали острее под синяками, переносица утончилась, глаза стали черными и хищными. — Я не объяснил всю политику, но сон рядом с тобой, поцелуи не были частью иллюзии.

— Тогда это отвлечение, чтобы я не думала о твоих истинных намерениях.

— Даже Кавано-сан не может диктовать мне, где спать, — голос Кена звучал низко и гулко. Он склонился ближе, губы были в миллиметрах от моего уха, но ладони были сцеплены за его спиной. — Я не делюсь футоном просто так.

Близость прошлых недель заставила меня расслабиться, и я привыкла к прикосновениям, которые не затрагивали мое глубокое я.

Мне нужно было помнить, что его близость была опасной. Я раскачивалась на краю высокой скалы, и внизу были острые камни.

Я меняла жизнь в Портлэнде, когда появился Кен. Я училась в колледже, работала для папы и Марлин, выходила из дома каждый день. Иные и новость, что я — баку, затмили весь этот труд. Где-то в глубине души я боялась, что согласие приехать в Японию было еще одним способом избежать реальной жизни. Страхи смешались с болью из-за сомнений в Кене, но было это из-за моего недоверия к его мотивации или своей?

— Ты гордился тем, что стал Вестником, — рабом. Убийцей. Я была наивной дурочкой, когда отмахнулась от его слезного признания, списав это на драматизм Иных.

— Да.

Ночь стала холоднее. Каждый дюйм моей кожи дрожал от уколов холода, кроме участка, где его дыхание задевало мое чувствительное ухо.

— Ты видел мать после того, как отказался от нее?

— Нет.

Я отвернулась от этого жаркого дыхания, от его манящих глаз.

— Не этого ответа я ждала.

— Плохо, — сказал он и отбросил мои волосы в сторону рукой, прижался губами к моей шее. Я тут же вспыхнула под холодом, забыла о мигрени. После пожирания его сна-воспоминания не было опасности еще одного фрагмента от прикосновения кожи с кожей. Все силы ушли на то, чтобы не развернуться, впиться пальцами в волосы и удерживать его голову, чтобы затеряться в сладости его рта, ощущать его широкую грудь как якорь посреди урагана.

Вместо этого я глубоко вдохнула.

— Какой же ты гад.

Кен поймал губами мочку моего уха, поцеловал меня в висок.

— Бен предупреждала, что ты так все увидишь, — прошептал он на японском.

— Бен? Ты думал, что я поверю, что все это время вы оба были не разлей вода? Тайно в сговоре?

Еще один поцелуй в шею, он подвинул мои спутанные волосы, а потом руки и губы Кена пропали.

— Это так. Мы с Бен всегда были близки. Как ты и Марлин. Хотя последние десять лет пришлось изображать, что это не так.

— Почему ты не будишь Мурасэ, Мидори и Пон-суму? Они ведь этого хотят? Освободить Черную Жемчужину?

— Нет времени доказывать им, что я не работаю тут на Совет. Только Бен знает правду, — и как такая простая фраза могла скрывать столько боли?

«Его отец думает, что он пресмыкается перед Советом?».

— Им нужно знать!

— Долго объяснять. Я не буду подвергать их опасности, переча прямым приказам Совета, пока Тоджо с его черным отрядом тут. Времени нет. Нам нужно к Черной Жемчужине.

Я поежилась. Мигрень вернулась, как только пропали губы Кена. Моя спина была холодной, мурашки бежали по рукам. Так холодно. Словно этот разговор погасил часть тепла, которое я принимала как должное, пока не лишилась его.

— Ах, — сказал Кен другим тоном. — Добрый вечер, Юкико-сама.

Я обернулась. Юкико стояла под деревьями в белом одеянии, похожая на жрицу храма. Она держала серебряный ключ на огромном кольце.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

— Ключи от машины, полагаю?

Уголки губ Юкико чуть приподнялись. Веселилась от ситуации, в которой нас застала? Или от чего-то еще? Я не хотела ощущать себя как подросток, пойманный за поцелуями на крыльце.

Кен склонился и поднял свою трость.

— Ведите.