Я сжала ладонями чашку, надеясь, что тепло придаст мне сил. Усталость, небольшая головная боль и бред, который произносил Мурасэ, придавали всему этому нереальное ощущение. Как у галлюцинации. Было сложно воспринимать это всерьез. Мидори вернулась к столу с огромным и невероятно красным яблоком. Она опустилась на колени, вытащила из кармана ножик и срезала кожицу длинной целой спиралью. Я ощущала сладкий запах мякоти через столик.
— И это все из-за могилы Иисуса? — я не смогла скрыть потрясение. Я сглотнула слюну от запаха яблока.
Мидори вставила зубочистки в идеальные белые кусочки яблока и поставила стеклянное блюдо с ними в центре стола.
— Особенность региона Аомори, — сказала она.
Мы с Бен потянулись к яблоку одновременно. Она улыбнулась мне, снова напомнив Кена, из-за чего мне захотелось стукнуть ее. Было сложно помнить, что я не должна была доверять ей, когда она приближалась ко мне с повадками ее брата.
— Не ясно, откуда антрополог, обнаруживший древние тексты с утверждением, что это могилы Иисуса и его брата, Исукири, черпал вдохновение. Но это удобное прикрытие для происходящего.
— Черная Жемчужина, — пробормотала Бен с полным ртом яблока.
Я попробовала яблоко и на мгновение отвлеклась, ведь вкуснее фрукта еще не пробовала. Казалось, до этого я ела только картон. Что тут было в воде?
— Ты знаешь о событиях, ведущих к Великой Тихоокеанской войне и Битве за Пекин-Тяньцзинь? — спросил Мурасэ, зацепив пальцем горячую чашку.
— Американцы, вроде, звали это Боксерским восстанием, — добавила Бен.
Я медленно кивнула.
— Иностранные войска вторглись в Китай. Что-то про мятеж крестьян.
Мидори буркнула под нос об американцах и невежестве. Бен пронзила ее испепеляющим взглядом. Мурасэ просто продолжил:
— Японские отряды прошли к северу Китая. Я был сержантом в отряде, дошедшем до Хэйлунцзяня, — он кивнул в сторону папы. — Хераи Акихито был моим капитаном.
Желудок сдавило, и горечь чая друг стала неприятной. Я знала, что папа был старше, чем выглядел, но я ничего не знала о его жизни до Портлэнда. Это мне не нравилось. Где был Кваскви, когда я нуждалась в сарказме или перепалке, чтобы отразить поезд эмоционального осознания, несущийся ко мне на полной скорости?
— Мы были солдатами, попавшими в лихорадку Реставрации Мейдзи. Невежи-ихэтуани, Боксеры, убили невинных христиан. Нам нужно было создать хоть на время мирное место у Тихого океана.
— Уверена, у корейцев и филиппинцев другой взгляд на это, — сказала я, мне вдруг стало не по себе, что храм Ясукуни, штаб Совета Иных, был местом, где почитали не только пилотов-камикадзе, но и генералов, которые могли быть в ответе за резню и насилие в Нанкине или убийства в Маниле.
Кен не мог не знать эту историю. Или его верность Совету означала, что Иные не влияли на военные решения во Второй мировой войне, или Кен состоял в Совете, закрывающем на такое глаза. Блин. И как Бен назвала Рокабилли? Тоджо? Наверное, имя было распространенным. Это не мог быть премьер-министр времен Второй мировой войны, которого считали военным преступником. Да? Пожалуйста!
— Армии нужно было пересечь Хэйлунцзян, но Черная Жемчужина била всех Иных, кто осмеливался подобраться близко. Она разбивала корабли армии и портила мосты. Давление штаба Иных и штаба людей росло, и Совет дал разрешение убрать угрозу в виде Черной Жемчужины.
Мидори и Бен опечалились. Иные выступили против древнего духа. Хоть я знала о них мало, это казалось неправильным.
— И они послали папу.
— Да, — сказал Мурасэ. — Капитан Хераи сел на плот, выждал, пока Черная Жемчужина покажется, схватил ее за хвост и держался изо всех сил. Я стоял на дальнем берегу подальше от воды, и я промок до нитки к тому времени, как Черная Жемчужина перестала бороться с капитаном Хераи. Она успокоилась. Капитан Хераи уговорил остальных Иных не убивать ее. Дух был ценным. Мы спрятали Жемчужину в вагон поезда и увезли домой.
— Сюда?
— Совет хотел, чтобы Черная Жемчужина была подальше от людей и из базы в Токио. Но не слишком далеко. Такого еще не было — чтобы древнего из другой страны держали в плену. Твой отец отвез его к себе на родину.
— И папа оставался в деревне, чтобы есть сны Черной Жемчужины? Как тогда он попал в Штаты?
Мурасэ вздохнул.
— Капитан Хераи в конце Тихоокеанской войны съел много горестных снов. Падение Маньчжурии, Хиросима и Нагасаки, голод после войны.
— Папа говорил мне только, что не мог больше жить в Японии, но дело было не только в страданиях после войны, да? — я представила вкус снов голодных детей. Меня тошнило после сна-воспоминания профессора Хайка об его убийстве мальчика. А каково быть среди солдат, сны которых были полны такого?
Бен пожала плечами.
— Он пропал после оккупации МакАртура.
— Он убежал от Черной Жемчужины?
— Наверное, — сказал Мурасэ. — Только Юкико-сан и Кавано-сан знают наверняка.
— Пара дураков-фашистов, — сказала Бен.
Мидори уставилась на нее с интересом, но Бен не унималась.