Сны богов и монстров

Элиза удивилась. Впрочем, у следующего трупа, гигантской туши под белым покрывалом, метки на ладонях были, у тел в соседней палатке тоже, и в следующей, – так что Элиза о реплике доктора Амхали просто забыла. Последовательно обрабатывать тела было вполне достаточно во всех смыслах. Ее тошнило, настроение упало окончательно. Дергала, не отпускала мысль, что чудища пришли за ней. И от этого становилось по-настоящему страшно. Обходя палатку за палаткой, осматривая одно существо за другим, они ощущали себя посетителями передвижного зверинца. Где мертвы все звери. Страх сплетался с печалью.

Все существа представляли невероятное сочетание элементов самых разных животных; уровень разложения шел по нарастающей. Чем глубже они лежали в яме, тем дольше там находились, если судить по сохранности останков. Следовательно, существа были убиты в разное время. Что бы здесь ни случилось, резней это не назовешь.

А затем они подошли к последней палатке, стоящей в отдалении от остальных на противоположном краю могильника.

– Этого похоронили отдельно, – сказал доктор Амхали, поднимая клапан двери и пропуская их внутрь. – Могила совсем неглубокая.

Элиза вошла, и при виде последнего экспоната печаль накрыла ее с новой силой. У этого существа ладони были чистыми. Его похоронили даже с некоторой заботой: не бросили в зловонную яму, а положили отдельно и присыпали слоем земли и гравия. Тело покрывал сероватый налет пыли, превращая в своего рода скульптуру.

Может быть, именно поэтому ей пришло на ум, что он прекрасен. Не жалкий труп – произведение искусства. Захотелось поплакать над ним, вот уж глупость. Если остальные существа были в той или иной степени «монструозными», в этом было, скорее, больше «демонического»: почти антропоморфное тело, черные рога, раздвоенные копыта, крылья, как у летучей мыши. Сейчас он лежал на земле, распахнув крылья более чем на три метра; их кончики упирались в стенки палатки и загибались.

Однако демоническое в нем не отталкивало. Точно так же, как «ангельское» в ангелах не привлекало.

Что здесь произошло? Искать ответ не входило в ее обязанности, но вопрос носился в воздухе, как стайка перепуганных птиц. Кто убил этих существ и почему? Что они делали здесь, в африканской глуши? И… кто они вообще такие? И как называются?

Часть ее разума твердила: абсурдно смотреть на мертвых разложившихся монстров и интересоваться их названиями – и все же последнее тело, в совершенстве своих черт, пробуждало любопытство. Кончик одного рога был отломан. Мелкая деталь, но Элизе захотелось знать, как это случилось; а отсюда было совсем недалеко и до других вопросов. Как он прожил жизнь и отчего умер?

Мужчины что-то обсуждали. Доктор Амхали сказал, что существа некоторое время обитали в касбе и покинули ее только позавчера.

– Кочевники видели, как они снялись с места.

– Подождите, – сказала Элиза. – Так были еще и живые? Сколько?

– Мы не знаем. Свидетели в панике. По их словам, десятки и десятки.

Десятки. Элизе хотелось бы на это посмотреть. Увидеть, как они двигаются… дышат…

– И куда они делись? Их обнаружили?

Марокканец кисло ответил:

– Вон туда, – и показал вверх. – Нет, не обнаружили.

По неподтвержденному свидетельству очевидцев, «демоны» улетели в сторону Атласских гор. Смехотворно. Если не считать подтверждением разлагающиеся трупы. Как бы то ни было, вертолеты продолжали рыскать над горными пиками, а на земле организовывались поисковые отряды из агентов на джипах и верблюдах. Они опрашивали пастухов и местные племена берберов.

Элиза вышла из палатки вместе с учеными. Поиски ничего не дадут, подумала она, глядя на горы, на их покрытые снежными шапками вершины, такие неуместные в здешнем зное. Другой мир – вот куда они улетели.

35 Трижды Падший

– Вон!

Как только дверь закрылась, Иаил, император серафимов, резко дернулся и тряхнул плечами, чтобы скинуть оседлавшее его невидимое существо.

Если бы Разгут хотел остаться на прежнем месте, такое движение ни за что бы его не сбросило. У него была прочная хватка. И сильная воля – после долгой жизни в невообразимых муках, – а еще умение переносить любую боль.

Он мог бы огрызнуться:

– А ты заставь.

И хохотать своим безумным смехом, пока император лезет из кожи вон.

Обычно калека считал, что оно того стоит: перетерпеть боль и насладиться несчастьем другого; но иногда бешенство Иаила превосходило даже это извращенное удовольствие, и Разгуту приходилось лебезить и угождать.

Он позволил себя скинуть и с глухим стуком плюхнулся на мраморный пол, в момент удара утратив невидимость. Подтянулся на руках, волоча атрофированные ноги.

Кривляясь, пропел:

– Да пожалуйста.

– Может, тебя еще поблагодарить?

Иаил сдернул шлем и швырнул охраннику. Только при закрытых дверях он мог позволить себе ходить с открытым лицом: кошмарный шрам рассекал лицо от самых волос до подбородка. Носа не было, на месте рта зияла слюнявая яма.

– Подскажешь, за что? – шепеляво спросил он.

Слюна разлеталась во все стороны.