Сновидения, гипноз и деятельность мозга

С тех пор у меня появилась привычка обсуждать с ним все полученные нами данные, не укладывающиеся в рамки стереотипных объяснений, и он всегда находил неординарное решение. Так, например, в ходе работы у нас появились результаты, на первый взгляд противоречившие господствовавшим в то время представлениям о функциональной роли полушарий человеческого мозга (левое – абстрактно-логическое и правое – пространственно-образное).

Немного подумав, Вадим заявил, что мозг надо рассматривать как единое целое, которое лучше всего работает именно при взаимодействии обоих полушарий. Кажется, что это очень просто, но почему же мы сами до этого не додумались? А через некоторое время я уже читала в «Коммунисте» блестящую статью Ротенберга об вербально-логическом и образном мышлении, без которых мы не можем постичь полную и достоверную картину мира.

Прошло много лет; я уже давно работала в кризисном стационаре, когда мы с доктором Понизовским наткнулись на загадку, которую не смогли разрешить самостоятельно. Нет, пожалуй, ни одного человека, достойного звания Homo sapiens, не знакомого с любовью, но любовь несчастная, неразделенная, часто приводит к тяжким последствиям: глубокому и затяжному психологическому кризису, депрессии, суициду. Мы чувствовали себя бессильными перед этой злосчастной несчастной любовью, никакая самая умная психотерапия не помогала этим страдалицам – до тех пор, пока «методом тыка» А. М. Понизовский не обнаружил способ избавления от психической зависимости в гипнозе. Мы теперь знали, что надо делать в таких случаях, но были в полном недоумении – а что же мы, собственно говоря, делаем? И снова на помощь пришел Вадим с его четким и абсолютно нестандартным мышлением; его объяснение оказалось очень красивым, а ученые знают, что верное всегда гармонично. Впрочем, об этом: о несчастной любви и механизмах психологической зависимости одного человека от другого – вы тоже прочтете в этой книге.

Смею думать, что и я, которая то и дело обращалась к Вадиму с вопросами, которые требовали немедленного объяснения, была ему небесполезна – есть такие люди, которые служат в одних случаях раздражителем, а в других – стимулятором (это смотря с какой стороны поглядеть). Но для меня его отъезд из страны был своего рода ударом; прошло немало времени, прежде чем я поняла, что когда некому задать интересующий тебя вопрос, кроме как самой себе, это здорово подстегивает собственные мыслительные процессы – мозг, как и душа, тоже обязан трудиться «и день и ночь».

Да, мне повезло, что я имела возможность общаться с Вадимом в те времена, когда напечататься было большой проблемой; две его брошюры[1] немедленно после выхода из печати стали раритетами, но у меня и моих друзей они занимали почетное место на книжной полке, а идеи, в них изложенные, опосредованным образом входили в нашу жизнь. Как-то раз мы с моим другом Валерием Шаровым так увлеклись обсуждением его статьи в «Литературке» – обсуждением, надо, сказать, более чем бурным, – что не сразу поняли, откуда раздался громкий рев. А ревел громким басом его годовалый сынишка, свободно ползавший все это время у нас под ногами и опрокинувший на себя стул с огромной стопкой редакторских материалов и книг. Когда сопли были вытерты, а слезы высохли, отважный путешественник уполз под стол, продолжая свою исследовательскую деятельность, а гордый отец заявил:

– Я принципиально никогда не мешаю ему проявлять свою поисковую активность, по Ротенбергу!

Максим вырос и стал прекрасным парнем – правда, не знаю, насколько этому помог тот факт, что родители никогда не подавляли его самостоятельность и поощряли поисковое поведение. Кстати, тогда Шаров-старший (теперь он и сам автор научно-популярных книг) попытался напечатать в своем более чем либеральном по тем временам издании интервью с Вадимом и потерпел неудачу; оно оказалось «не по теме» – уж слишком нестандартные мысли он высказывал, являя собой пример блестящего сочетания вербально-логического мышления с образным. То, что выходило из-под его пера, никак не укладывалось в рамки дозволенного. Сейчас, как мне кажется, и издатели, и широкая публика рассматривают это свойство уже не как недостаток, а как несомненное достоинство.

А я привыкла многие события своей жизни сверять с теориями Ротенберга. Защитив диссертацию, я тихо депрессировала – и параллельно, глядя на себя со стороны, ставила диагноз: «синдром Мартина Идена». По счастью, от Вадима же я знала, как с этим бороться, чтобы не уйти в болото черной меланхолии глубоко и надолго, – поставить перед собой следующую серьезную цель, что я немедленно и сделала. А к своему сну, прочитав его книгу «Адаптивная функция сна» (это тема его докторской диссертации), я стала относиться очень трепетно – и это окупилось сторицей, потому что решение многих моих проблем пришло ко мне именно в сновидениях.