— ЦС? Газовые, что ли?
— Две коробки, — ответил Харри, — и упаковку патронов для револьвера.
Сержант нерешительно застыл у дверей арсенала. Этот Холе, конечно, давно не в себе, это понятно, но чтоб слезоточивый газ?..
Когда сержант Урё вернулся, Харри кашлянул:
— А Катрина Братт из убойного отдела тут что-нибудь получала?
— Девушка из бергенского управления? Только то, что положено по инструкции.
— А что у нас положено по инструкции?
— Увольняясь, оставляешь револьвер и все неиспользованные патроны. Поступаешь на работу — получаешь револьвер и две пачки патронов.
— То есть ничего серьезнее револьвера у нее сейчас нет?
Урё изумленно покачал головой.
— Спасибо, — поблагодарил Харри и сунул патроны в черную сумку рядом с зелеными цилиндрами, содержащими воняющий перцем слезоточивый газ, такой же, что был сварен Корсо и Стауттоном в 1928 году.
Сержант промолчал и, только когда Холе расписался в ведомости, пробормотал:
— Приятных выходных.
Харри, обхватив черную сумку, сидел в приемной Уллеволской больницы. Сладковато пахло спиртом, стариками и медленной смертью. Какая-то женщина из числа пациентов сидела на стуле напротив и напряженно смотрела в его сторону, будто старалась увидеть того, кого там не было, — человека, с которым когда-то была знакома, любимого, который так и не вернулся, а может быть, сына.
Харри вздохнул, посмотрел на часы и представил себе штурм поезда в Хельсингборге. Машинист получает приказ со станции остановить поезд за километр до платформы; вооруженные полицейские с собаками растягиваются цепью; тщательный обыск в коридорах, купе, туалетах. Испуганные пассажиры, сгрудившиеся у окон, смотрят на вооруженных полицейских — непривычное зрелище на фоне счастливого скандинавского пейзажа. Женщин попросят предъявить документы, и они дрожащими руками полезут в свои сумочки. Широкоплечие полицейские в нервозном ожидании — мужественные, неторопливые, затем раздраженные, а когда выяснится, что той, кого они искали, найти не удалось, — разочарованные. В конце концов, если они не дураки и не лентяи, послышатся громкие ругательства: они найдут в мыльнице одного из туалетов мобильный телефон Катрины Братт.
Перед Харри возникло улыбающееся лицо:
— Он вас ждет.
Харри отправился за клацающими сабо и энергичными бедрами в белых брюках. Она распахнула перед ним дверь:
— Только недолго, пожалуйста. Ему нужен отдых.
Столе Эуне лежал в отдельной палате. Его обычно розовощекое круглое лицо было таким опухшим и бледным, что почти сливалось с подушкой. Тонкие, как у ребенка, волосы упали на лоб. Лбу, впрочем, было уже шестьдесят лет. И если бы не взгляд — острый и быстрый, Харри подумал бы, что перед ним труп лучшего психолога убойного отдела и его, Харри, личного врачевателя души.
— Боже милостивый, Харри, — удивился Столе Эуне. — Ты прямо скелет. Болеешь, что ли?
Харри пришлось улыбнуться. Эуне, скорчив гримасу, сел на постели.
— Извини, что раньше не пришел проведать. — Харри шумно придвинул стул к кровати. — Я, понимаешь… больницы эти… Даже не знаю…
— Больница будит твои детские воспоминания о матери, все нормально.
Харри кивнул и опустил взгляд на руки:
— Как тут с тобой обращаются?
— Такие вопросы задают, когда приходят проведать человека в тюрьме, а не в больнице.
Харри кивнул.
Столе Эуне вздохнул:
— Я знаю тебя слишком хорошо, Харри, и понимаю, что это не визит вежливости. Тебя явно что-то беспокоит. Давай, говори.
— Да ладно. Я же вижу: ты не в форме.
— Форма — понятие относительное. В некотором отношении я в отличной боевой форме. Ты бы видел меня вчера. То есть как раз вчера был шанс, что ты не увидишь меня вовсе.
Харри улыбнулся, не поднимая глаз от рук.
— Речь о Снеговике? — спросил Эуне.
Харри опять кивнул.
— Наконец-то, — сказал Эуне. — Я тут умираю со скуки. Рассказывай.
Харри набрал воздуху в легкие и начал рассказывать о ходе следствия, не забывая о дополнительной информации и самых значимых деталях. Эуне раза два перебил его краткими вопросами, а остальное время слушал молча с внимательным и почти благодарным лицом. Когда Харри закончил, было такое ощущение, что больному стало лучше: у него появился румянец, да и на постели он сидел поувереннее.
— Интересно, — протянул он. — Но раз ты уже знаешь, кто преступник, зачем пришел ко мне?
— Она сумасшедшая, да?
— Человек, совершающий такие преступления, несомненно, сумасшедший и может избежать уголовного наказания.
— Я тоже так думаю, но кое-что все же не понимаю, — сказал Харри.
— Ух ты! Да ты гений психиатрии. Я сколько лет работаю, а до конца так ничего и не понял.
— Ей было всего девятнадцать, когда она убила тех двух женщин в Бергене, а потом и Герта Рафто. Как получилось, что такая психопатка прошла все психологические тесты в полицейской академии, а потом работала в полиции столько лет — и за все это время ее никто не раскусил?
— Хороший вопрос. Возможно, она — эдакий коктейль.
— «Коктейль»?