Снег на кедрах

Так думал Кабуо, радуясь неожиданной удаче и представляя ароматную клубнику, в то время как плыл в ночном тумане. До него доносились низкие, едва слышные стоны маяка и все усиливавшиеся паровые свистки «Западной короны». А на полмили к юго-западу от «Островитянина» находилась «Сьюзен Мари»; Карл стоял в дверях рубки и прислушивался к тем же самым паровым свисткам, долетавшим теперь сквозь туман. Он заварил себе кофе и, поставив чайник на место, стоял с кружкой в руке. Сеть оставалась в воде, растянутая, насколько это было возможно. Теперь на шхуне горели все огни, вольтметр показывал тринадцать с половиной, «Сьюзен Мари» шла ровно и быстро, с прожектором, слегка размытым в тумане. Было без двадцати два – достаточно времени, чтобы наловить рыбы, а кофе не даст ему заснуть.

Карл, конечно же, слышал в эфире радиста с маяка и штурмана грузового корабля, который вдруг решил сделать резкий поворот и пройти в районе отмели Судоходного канала. Карл вслушался, но шум двигателя заглушал все остальные звуки, и шхуну пришлось остановить. Он снова вслушался. Наконец раздался очередной паровой свисток, на этот раз уже отчетливей – корабль явно приближался. Карл стукнул кружкой по столу. Он вышел из рубки, понимая, что придется встретить волну от корабля, которая пройдет прямо через его шхуну; ему казалось, что все обойдется и незачем бегать по палубе сломя голову.

Вот только фонарь на мачте. Огромная волна расколотит его вдребезги; наверняка именно такая мысль пришла Карлу в голову.

Так он и поплатился за свое стремление к идеальному порядку. Он поплатился, потому что от матери унаследовал прижимистость, чересчур бережливое отношение к вещам. Шхуна дрейфовала, «Корона» шла мимо, и Карл прикинул, что меньше чем за тридцать секунд успеет влезть по мачте. И сохранит фонарь. А что же риск? Но разве кто думает о том, что с ним может произойти несчастный случай?

И вот Карл полез на мачту, потому что это был Карл, сын своей матери, по натуре человек аккуратный, сумевший спастись с тонувшего «Кантона», а значит, не боявшийся несчастных случаев в открытом море. Пока он лез, у него открылся порез на руке. Он ухватился за поперечный брус и, вслушиваясь, достал с пояса нож. Снова раздался свисток корабля, а затем и низкое гудение двигателей по левому борту, такое близкое, что Карл даже удивился. Он разрезал «восьмерки», которые навязал всего несколько часов назад. Фонарь оказался у него в руке; Карл защелкнул лезвие ножа.

Видимо, в призрачном тумане он даже не заметил стену воды, шедшую от «Короны». Она вдруг показалась из тумана, вскипев под «Сьюзен Мари» так, что кружка, стоявшая на столе в рубке, опрокинулась на пол. Мачта накренилась под углом, достаточным для того, чтобы оторвать человека, висевшего на ней и не вполне понимавшего происходящее, не чувствовавшего скорой смерти. Пораненная рука соскользнула с мачты, прорезиненная роба тоже не удерживала, руки сорвались, выпуская фонарь и нож, и Карл упал, сильно ударившись о планшир по левому борту. Череп над левым ухом оказался пробит, грузное тело Карла съехало в воду, и затекшая в наручные часы вода остановила стрелки в 1:47. «Сьюзен Мари» колыхалась еще добрых пять минут, и, когда наконец замерла, перестало мотаться и тело ее хозяина, заплывшее в сеть. Оно зависло там, посреди морского свечения, вбирая в себя свет и покачиваясь, а ярко освещенную, безмолвную шхуну относило в тумане течением.

Стена воды двигалась дальше. Она на большой скорости прошла полмили, а потом собралась под «Островитянином»; Кабуо почувствовал ее. Волна продолжила путь, не встретив больше на своем пути никаких препятствий, и разбилась о берег острова Лангидрон; было почти два часа ночи. В тумане снова прозвучали свисток корабля и сигнал диафона с маяка. Туман был густым, как вата; Кабуо, вытравив сеть, сидел с выключенной связью. Он сходил за запасным причальным концом – прежний остался на шхуне Карла. Может, он присел, завязывая конец в булинь, и в это самое время до него донесся паровой свисток проходящего корабля, низко стелившийся по воде. Наверное, посреди густого тумана свисток прозвучал особенно тоскливо, и с каждым разом, по мере приближения корабля, тоска звучала все пронзительнее. Сигналя, судно прошло в северном направлении; Кабуо прислушивался к нему. Может, в этот момент он вспомнил, как отец закопал на территории фермы все те японские вещи, что у них были. А может, он подумал о Хацуэ. О детях и клубничной ферме, которая в свое время перейдет к ним.

Корабль уходил куда-то в восточном направлении. Периодически раздавался его свисток, сопровождаемый сигналом с маяка, звучавшим на тон выше, еще более уныло. Туман приглушал свисток с корабля, и тот казался глубже, как будто шел из потустороннего мира, не свисток, а какофония низких нот, поднимавшаяся из морских глубин. Наконец оба сигнала слились, раздаваясь одновременно, сталкиваясь и порождая разлад. Едва слышные, они через каждые две минуты распространялись над водой, но в конце концов стихли.