— А я тоже тебя, Хазин, кое о чем хотел спросить…
— Какого хрена ты здесь?!
Я не удивился Хазину, но личного его появления не ожидал, во всяком случае так скоро. Молниеносный Хазин.
— Ты что здесь делаешь? — уже спокойнее спросил Хазин.
— Я? Странный вопрос, Хазин. У тебя память отшибло?
Хазин опустил окно, иронически сплюнул.
— Только не говори, что ты пишешь книгу.
— Именно, — сказал я. — Книгу. Как говорил один наш общий знакомый, книги сами себя не напишут.
— Витя, ты за дурака меня не держи, я тебя знаю! Ты же бесплатно жопу не оторвешь… А! Я, кажется, понял, что ты здесь делаешь, Витя!
Хазин расхохотался, дергая, словно захлебываясь, горлом.
— Я все понял! Повышаешь капитализацию, так, значит?!
Я не ответил.
— Витя, какие жалкие ужимки, я надеялся, что ты поумнел за эти годы…
Постарел. Лишний вес старит, пусть щеки и гладкие.
— Зато ты, как я вижу, поумнел с запасом. Кстати, у тебя остались фотографии? Ты тогда снимал все подряд, помню, обещал скинуть.
— Какие фотографии, Витя? У меня нет никаких фотографий, они же у тебя оставались на ноутбуке…
— На ноутбуке?! Так ты же его и спер, Хазин!
— Я спер?! У меня у самого все сперли! Все камеры, все объективы! Все!
— Какая неудача, — посочувствовал я.
«Восьмерка» поморгала фарами.
— В машине, конечно, Шмуля? — спросил Хазин.
— Роман.
— Зови!
— Ты гормонозаместительную терапию не пробовал?
— Зови, говорю!
Хазин попытался сделать голос угрожающим, но получилось лишь истерическим.
— Это в твоих интересах, Витя, — пытаясь взять себя в руки, произнес Хазин. — Зови танцора!
Хазин тоже поморгал дальним светом, и это привело к неожиданному результату — Роман выскочил из «восьмерки» и быстро скрылся в лесу. Хазин поглядел на меня.
— Испугал человека, — пояснил я. — Развел тут девяностые, придурок.
— Девяностые?!
Хазин колыхнулся за рулем, машина качнулась.
— Ты что, окончательно отупел в своем Геленджике?! — заорал Хазин, забрызгав лобовое стекло. — Если ты сейчас ко мне не прислушаешься, девяностые покажутся тебе раем!
Я опустил стекло со своей стороны.
— Ты не представляешь, что здесь происходит, не представляешь… — доверительно прошептал Хазин. — Не представляешь…
Он схватил меня за руку.
— Но пока мы можем его остановить, пока еще не поздно…
— Всегда хотел узнать — куда ты в прошлый раз делся? — поинтересовался я. — Ты так упоительно переобулся в прыжке…
Злость. Я вдруг понял, что Хазин — единственный человек, на которого я злился так долго. И, похоже, злюсь до сих пор. Позорно. Нет, на самом деле позорно, я столько лет сержусь на кретина, который даже не был моим другом.
— Старина Хазин понял, откуда дует ветер, и прозорливо прильнул к державной сиське! И все эти годы усердно работал лапками! Ты взбивал сытные сливки и слизывал жирные пенки…
Вероятно, со стороны это смотрелось как зависть. Хорошо, что никто не видит, если бы Аглая сейчас меня увидела… Хорошо, что не увидела.
— Это Светлов, — сказал вдруг Хазин.
— Что? — не понял я.
— Светлов. Это был он. Ты не представляешь, что тогда здесь случилось…
Хазин ослабил галстук и растянул пальцем ворот рубашки. Дышал он тяжело и с жестяным сипением, словно в горле распустился дырчатый фильтр.
— Не представляешь… Если его не остановить…
Хазин задышал тяжело и часто, достал из бардачка синюю бутылочку воды, сорвал пробку и стал пить. Вполне себе комично — бутылочка маленькая, а Хазин огромный, и шея его опять дергалась непропорционально этим птичьим глоточкам. Мне почудилось, что вместе с шеей у Хазина пузырями пульсируют виски, а уши, напротив, слегка втягиваются в череп. Волосы Хазина при этом оставались абсолютно неподвижными, так что я решил, что у него парик. Или он пересадил в голову синтетические волосы. Или конские. Или волосы мексиканца. Одолел Хазин едва полбутылочки.
— Хазин, тебе надо отдохнуть, — посоветовал я. — Съезди в Лоо, могу тебе организовать. Или в Саки. Там открыли отличную грязелечебницу.
Хазин поперхнулся, горлышко звякнуло в зубы, вода выплеснулась через нос вперемешку в соплями, Хазин равнодушно потер пальцем промокшую рубашку.
— Витя, уезжай, — попросил он.
— Я бы охотно уехал. Хоть сейчас. Но ты должен понимать, я оторвался от собственных дел, потратил ресурсы, потратил время, ты должен компенсировать…
— Компенсировать?! — взвился Хазин. — Компенсировать я предлагал раньше, сейчас вопрос о компенсации уже не стоит! Ты вот всем этим… — Хазин ткнул пальцем в лес, — ты всем этим очень сильно осложнил себе жизнь! Теперь деньгами вопрос не решить…
Из кустов придорожной канавы выскочил Роман с тяжелой корягой в руке. Он быстро приблизился к машине и встал рядом с местом водителя. Хазин поднял стекло.
— Витя, ты все-таки мудак, — сказал Хазин. — Ладно сам, зачем Шмулю-то притащил?
Роман постучал ладонью по стеклу.
— Идиоты…
Роман волновался, глаза дикие, по лицу бледно-розовые пятна. «Кочерыжка‑17», опять же в тему.
— Открывай!
Отличная шумоизоляция, голос Романа доносился издалека, я его едва слышал.
— Открывай, говорю!
Роман стукнул ладонью в стекло.
— Я же тебя предупреждал… — прошептал Хазин. — Но ты как был дураком, так и остался…