— Не лезь в это дело! — зашептал Хазин. — Не вмешивайся, Витя! Добром не кончится!
— Хазин, ты мне до сих пор не объяснил, во что именно я не должен вмешиваться?
Хазин закашлялся.
— Ты сам знаешь, Витя, во что не надо вмешиваться, — сказал он. — Ты же не дурак, понимаешь…
— Не понимаю. И я не собираюсь…
— Короче, Витя, — Хазин сделал вид, что утратил терпение. — Я тебя предупредил.
— И о чем ты меня предупредил?
— О том, что, если ты предпримешь определенные шаги, я не смогу гарантировать твою безопасность.
Хазин замолчал. Он не отключался, слушал, как я отреагирую на эту нелепую угрозу.
— Хазин?
— Я не смогу гарантировать твою безопасность, — повторил Хазин.
Он смог добавить в голос еще угрозы. Я представил, как Хазин стоит перед зеркалом и упражняется с голосом: вот умеренно, вот страшно, вот ледяное спокойствие, вот нервы, официоз. Поэст Уланов так же читает стихи про Дросю.
— Послушай, Хазин, — сказал я. — Я вот что хочу тебе сказать, Хазин. Пошел ты, Хазин, на хрен!
Я отключился.
Во рту до сих пор мерзкая кислятина от сырников, зуболомная кизиловая приторность, насколько же я был опрометчив, что заказал их на завтрак. Скверный завтрак предупреждает скверный день…
Это Крыков! Я позвонил Крыкову. Крыков насторожился. Крыков связался с Хазиным, старые друзья, красные носки, а вот Хазин не насторожился, Хазин перепугался. Перепугался, сделал стойку и несколько истерических движений, настолько перепугался, что позвонил мне и явил удивительную игру голосами… зачем я взял эти сырники, Катя, зачем ты кинула меня, мы могли бы быть счастливы на марциальных водах…
Звонок.
Захотелось выкинуть телефон в мусоропровод. Еще не полдень, а телефон не радовал.
Снова Хазин. Настойчивый, сука, апрельский юркий свиристель, неизбежный, как Смерть.
— Что тебе, Хазин? Еще раз тебя послать? Пошел на хер, Хазин.
— Погоди, Виктор!
На этот раз в голосе Хазина чувствовался страх. За жирными самоуверенными оборотами, за въевшейся наглостью, за привычкой, кажется, командовать, Хазин явно начальник, хранитель тайны квадратной печати, держатель секрета стола.
— Виктор, не отключайся, — требовательным голосом произнес Хазин. — У меня к тебе определенное предложение.
— Слушаю, мой друг.
Хранитель печали, мастер ствола.
— Я могу предложить тебе некоторые условия, — сказал Хазин.
В этот раз деловым серьезным голосом.
— Слушаю, мой друг.
— Если ты откажешься от своих планов, то мы сможем компенсировать тебе причиненное беспокойство.
Баснословный день. Спросонья ретро-косплей, затем семинар «Как отказаться от планов, про которые ты еще не знаешь».
— Кто это «мы»? — поинтересовался я.
— Это не важно, — предсказуемо ответил Хазин. — Мы можем предложить достойную компенсацию твоих усилий. Поверь, Виктор.
Моих усилий. Ладно, посмотрим.
— Хазин, ты же понимаешь, что все не так случайно, да? Возможно, мы несколько по-разному представляем… актуальность ситуации.
Актуальность ситуации — это гениально, похвалил самого себя. Сейчас Хазин пытается понять, что я имел в виду.
— Я имею представление, — сказал Хазин. — И могу тебя заверить — компенсация будет более чем достойной.
Вероятно, под планами Хазин понимал поездку в Чагинск.
Вероятно, к посылке кепки Хазин отношения не имеет.
Вероятно, Хазин знает, что ко мне приезжал Роман.
И почему-то Хазин очень этим обеспокоен.
— Наша компенсация позволит разрешить множество проблем, — сказал Хазин.
Настолько обеспокоен, что сначала угрожает, а потом предлагает деньги. Это было так необычно и странно, что я почти позабыл про косолапый визит вооруженных граждан. Имеет ли к этому визиту отношение Хазин?
— Виктор?
— Да, слушаю.
— Как тебе предложение?
— Предложение интересное, — сказал я. — Но я должен подумать.
— Почему? — вкрадчиво спросил Хазин.
— Как почему? Это не то предложение, на которое соглашаются сразу. И ты не ответил, чем занимаешься. Ты кто, Хазин?
— Это совершенно не важно. Но если тебе интересно, я занимаюсь консультациями. В области социальной динамики.
Консультант в области социальной динамики. Специалист широкого профиля. Решала. Врет, конечно, какой из Хазина решала.
— И как консультант по широкому кругу вопросов, ты не рекомендуешь мне ехать в Чагинск? — спросил я. — Почему же?
— Тебе нужны ответы или деньги? — спросил Хазин грубо.
— Я подумаю, — сказал я и отключился.
Третий раз Хазин перезванивать не стал. Но позвонит, я в этом не сомневался. Дрянные все-таки сырники с утра, отрыжка уже началась, изжога, похоже, неминуема. Возможно, стоит заказать что-нибудь съедобное. Кашу, возможно, сейчас пошла бы суздальская каша; к сожалению, доставка в термосе убивает суздальскую кашу, а ехать в «Усть-Ям» неохота. Горячее. Пусть банальная гречка с грибами, в «Усть-Яме» она хороша. Раклет. В округе ни одной приличной раклетной. Горячий багет с плавленым сыром на крайний случай.
Хазин не перезвонил.
Тогда я сам набрал. Луценко.
— Все нормально, — всхлипнул Луценко. — Чего звонишь? Ты дома? Они тебя ждали?
— Миш, ты говорил, что у тебя еще одна машина есть?
Брякнуло стекло. Наливает.
— Да какая машина, Вить, так, ведро ржавое… не на ходу давно.