— Обморок, — пояснил я.
— Какой обморок?! Откуда обморок…
— Покойники — не лучшие друзья девушек, — сказал я. — Думаю, переволновалась… Надо…
Я не очень знал, что надо, наверное…
— Главное, чтобы язык не запал, — Роман высунул язык. — И надо уши натереть, кровь к голове прильет… А вдруг у нее язык западет? Может, ложку…
— Ложка тут бессильна, — сказал я. — Это обморок, а не припадок, надо…
Я аккуратно постучал Аглаю по щекам, она вдохнула, поморщилась и открыла глаза, тут же села.
— Обморок, — успокоил Роман. — Ничего страшного, переутомление, наверное…
— Я что, отключилась? — спросила Аглая.
— Немного. От волнений.
— Я не волновалась… Там душно…
— Это вибрации, — сказал Роман. — Мы слегка одурели от вибраций Хазина — вот и результат… меня самого качает.
— Пойдемте отсюда, — предложила Аглая. — Здесь… пахнет, вы разве не чувствуете?
Мы с Романом дружно понюхали. Я ничего не почувствовал — обычный июньский воздух, с запахом пыли и хвои больничного парка, Роман же, втянув воздух, кинулся в заросли акации, его опять тошнило.
— Мне кажется, Аглая, тебе лучше… немного отдохнуть, — сказал я. — Посидим на скамеечке…
— Лучше домой… — прошептала Аглая. — Пойдемте домой…
— А дверь все-таки закрыта была, — сказал Роман, вернувшись.
— Домой, — повторил я.
До улицы Спутника добирались долго. Аглая то и дело останавливалась и пыталась отдышаться, но втянуть воздух достаточно глубоко у нее не получалось. Я склонялся к тому, что это аллергическая реакция. На грибок или… на Хазина. Психоаллергия.
Я же чувствовал себя неплохо. Немного тревожился, мысли про мстителя и ловушку беспокоили… Если это так, если некий Пилот насторожил здесь капкан, то это не морг, не котлован и не РИКовский мост, этот капкан — весь город. Чагинск, любая его улица, любой дом, каждое дерево. Вот сейчас мы придем на улицу Спутника, а машины там нет, мышеловка взведена, и от нас зависит, шагнуть в нее или отступить.
Но машина оказалась на месте, продолжала стоять на углу, и мы без лишних приключений забрались внутрь. Аглая запустила двигатель и включила кондиционер, воздух из него показался мне необыкновенно свежим, мы сидели и дышали холодным машинным ветром, и от него Аглае стало легче.
Мы сидели и дышали, я с настороженностью разглядывал растущую неподалеку капитальную березу, если такая надумает свалиться, мало не покажется.
Но береза миновала, отдышавшись, поехали к Снаткиной.
— Мне кажется, нам надо быть осмотрительнее, — сказал я. — Если честно, сегодняшний инцидент должен нас насторожить.
— Так я про то и говорю! — обиженно вставил Роман. — Дверь закрыли, а потом открыли, я ни при чем…
— Зачем? — спросил я. — Зачем открывать?
— Это тоже понятно, — ответил Роман. — Тот, кто хочет препятствовать нашему расследованию, вредит, а тот, кто хочет нас поддержать, помогает.
Логично, застрял в морге, подумай о себе, так все делают. По большому счету надо валить. Сойди с Восточного экспресса, о несчастный глупец с бакенбардами, все остальное, в сущности, полумеры.
— А я хотела вас на обед пригласить, — сказала Аглая. — Но, похоже, не получится. Без обид, ребята…
Аглая болезненно хихикнула.
— Обед…
Роман в очередной раз скривился и побледнел.
— Стой… Стой!
Аглая затормозила.
Роман вывалился на обочину и рванул в кусты, где-то на улице Дорожной.
— Ты думаешь, нас нарочно закрыли? — спросила Аглая.
— Не знаю… Могли… Понимаешь, нам надо выработать хоть какую-то стратегию, иначе… Это ошибка.
У Хазина явно не было стратегии.
— Но… Дверь могла и сама захлопнуться.
— Верно, порой у событий есть и рациональные причины.
Роман вернулся, но в машину садиться не стал.
— Рома?
— Я пешком… — сказал он. — Мне… мутит сильно… Лучше пройдусь… Воды попью…
Роман махнул рукой и направился к колонке.
Я его понимал, блевать в присутствии нравящейся тебе девушки неприлично и ломает едва зародившуюся куртуазность. Бедный Рома. Я мог его поддержать и тоже покинуть машину, думаю, он надеялся на это, но я остался с Аглаей.
И мы поехали дальше.
— Возможно, нам не стоит пренебрегать противогазами, — сказал я. — Это глупо, но лучше иметь противогаз под рукой…
— Ты купил противогаз?
Я не ответил.
— У меня противогаз есть, — сказала Аглая. — У мамы, вернее. У нее радоновая паранойя, с такой невозможно существовать без противогаза.
— У всех в Чагинске паранойя, это состояние здешнего бытия.
Аглая высадила меня возле нашей колонки. Я долго мыл руки, держал голову под струей, пил, вода была слишком вкусной. Стоило погулять по примеру Романа, но я отправился в дом, хотелось осмыслить сегодняшний бросок.
Во дворе были заметны дневные работы Снаткиной, не очень понятные — кажется, Снаткина пыталась что-то достать из земли, сначала копала канаву в сторону забора, потом повернула ее поперек, но, углубившись на полметра, устала, бросила лопату и вернулась к телевизору.
На крыльце лежала велосипедная покрышка.
На веранде рассада в обрезанных пластиковых бутылках. В июне высаживать поздно, а у Снаткиной рассада, может, табак. Табак не высаживают в канаву…