Снег

Его речь, которую он произносил, стоя совершенно прямо, словно отдавая приказы, то, что он то и дело подолгу смотрел на воображаемую точку над зрителями, напомнило Ка его выступление на сцене театра двадцать лет назад. Но это его не развеселило; он чувствовал, что и сам играет в эту немодную игру.

— Теперь скажите мне, чего вы хотите от меня, — сказал Ка.

— Если меня не будет, тебе будет трудно выстоять в этом городе. Сколько бы ты ни угождал любителям религии, все равно тебе продырявят пальто. Я твой единственный защитник и друг в Карсе. Не забудь, если ты потеряешь мою дружбу, то застрянешь в одной из камер на нижнем этаже в Управлении безопасности и отведаешь пыток. Твои друзья в газете «Джумхуриет» поверят не тебе, а военным. Знай это.

— Я знаю.

— Тогда скажи мне, что ты этим утром скрывал от полицейских, что ты похоронил в углу своего сердца вместе с чувством вины.

— Кажется, здесь я начну верить в Бога, — сказал Ка, улыбнувшись. — Именно это я, может, все еще скрываю даже от себя.

— Ты заблуждаешься! Даже если ты поверишь, нет никакого смысла верить в одиночку. Нужно, например, верить так, как верят бедняки, и быть одним из них. Только если ты будешь есть то же, что они, и жить как они, смеяться над тем, над чем смеются они, и сердиться на то, что сердит их, тогда ты поверишь в их Бога. Ты не сможешь верить в того же Аллаха, что и они, если ты будешь вести совсем другую жизнь. Аллах справедлив настолько, чтобы знать, что вопрос заключается не в проблеме разума и веры, а в проблеме жизни в целом. Но это не то, о чем я сейчас спрашиваю. Через полчаса я выступлю по телевидению и обращусь к жителям Карса. Я хочу сообщить им благую весть. Я скажу им, что поймали убийцу директора педагогического института. Вполне вероятно, что этот же человек убил прежнего мэра. Я могу им сказать, что ты опознал этого человека сегодня утром? А затем по телевидению выступишь ты и все расскажешь.

— Но я же не смог никого опознать.

Сунай гневным движением, в котором не было ничего театрального, схватил Ка за руку, вытянул его из комнаты, провел по широкому коридору и втолкнул в белоснежную комнату, обращенную окнами во внутренний двор. Ка заглянул внутрь и испугался не того, что в комнате было грязно, а того, что увидел много интимных вещей, ему захотелось отвернуться. На веревке, натянутой между задвижкой на окне и гвоздем в стене, были развешаны чулки. В открытом чемодане у стены Ка увидел фен, перчатки, рубашки и такой большой бюстгальтер, какой могла носить только Фунда Эсер. Она сидела тут же, на стуле, одновременно перебирая предметы макияжа, помешивая что-то в миске, стоявшей на покрытом бумагой столе (Ка подумал: компот или суп?), и в то же время что-то читая.

— Мы здесь ради современного искусства… И неотделимы друг от друга, как ноготь с пальцем, — сказал Сунай, еще сильнее сжав руку Ка.

Ка, не понимая, что хочет сказать Сунай, терялся между театральной игрой и реальностью.

— Вратарь Вурал потерялся, — сказала Фунда Эсер. — Утром вышел из дома и не вернулся.

— Где-нибудь надрался и заснул, — сказал Сунай.

— Где ему надраться? — ответила жена. — Все закрыто. На улицы выходить нельзя. Солдаты уже начали его искать. Я боюсь, как бы его не похитили.

— Дай бог, чтобы похитили, — сказал Сунай. — Сдерут с него шкуру, отрежут язык, отделаемся от него наконец.

Несмотря на всю циничность того, как они выглядели, и того, о чем заговорили, Ка почувствовал в разговоре между супругами такой тонкий юмор и такое взаимопонимание, что у него появилось к ним уважение, смешанное с завистью. Столкнувшись в этот момент взглядом с Фундой Эсер, он, повинуясь интуиции, поприветствовал женщину, поклонившись ей до пола.

— Сударыня, вчера вы были чудесны, — сказал он театральным тоном, но с искренним восхищением.

— Ну что вы, сударь, — ответила женщина с легким смущением. — В нашем театре мастерство принадлежит не актеру, а зрителю.

Она повернулась к мужу. Супруги быстро переговорили, как трудолюбивые король и королева, озабоченные государственными делами. Отчасти с изумлением, отчасти с восхищением, Ка слушал, как они в мгновение ока договорились о том, какой костюм наденет Сунай, когда вскоре будет выступать по телевидению (штатскую одежду, военную форму или костюм?); уже подготовлен письменный текст того, что он будет говорить (часть написала Фунда Эсер); о доносе хозяина отеля "Веселый Карс", в котором они останавливались в прошлые приезды в Карс, и о том, что он попросил защиты (он беспокоился из-за того, что солдаты то и дело заходили в его отель и устраивали обыски, поэтому сам донес на двух молодых подозрительных постояльцев); они прочитали послеобеденную программу передач карсского телеканала «Граница», которая была написана после выкуренной пачки сигарет (в четвертый и пятый раз показать спектакль в Национальном театре, три раза повторить речь Суная, героические и приграничные народные песни, научно-популярный фильм, представляющий туристам красоты Карса, и фильм местного производства "Розовощекая").