Снаряд инженера Попова

Впрочем, кабинет Уолтера Торна ничем не напоминает о профессии хозяина. Золотистый афганский ковер покрывает пол. Одна стена скрыта за громадным книжным шкафом. У другой стены — телевизор и изящный, отделанный перламутровой инкрустацией холодильник с изрядным запасом бутылок, отмеченных марками клико, ирруа и шартреза. Хорошее вино — одна из слабостей хозяина.

На письменном столе — журналы и газеты на семи языках — ими в совершенстве владеет Уолтер Торн — и маленькая, черного дерева, статуэтка Мефистофеля. Последнее — уступка грубоватым вкусам высоких гостей. Сам Уолтер Торн счел бы унизительным сравнивать свои глубокие замыслы с примитивными плутнями доморощенного средневекового черта. Разве то, что скрыто за полированными крышками трех вделанных в стену сейфов могло прийти в голову Мефистофелю!?.

Впрочем, если открыть средний шкаф — это умеет, кстати сказать, только сам Торн, — ничего особенного не увидишь. Здесь всего-навсего установлен обыкновенный ключ радиопередатчика. Такими ключами орудуют десятки тысяч радистов и радиолюбителей во всех странах мира. Но этот ключ, особенно если… хотя на нем еще ни разу не работали. И с высокой антенны, стоящей позади коттеджа, срываются пока другие сигналы. Где-то за тридевять земель их принимают тщательно укрытые приемники, и тогда в маленьких южноамериканских республиках происходят военные перевороты, в далеких странах азиатского материка подкупленные имамы призывают к священной войне во имя никогда не существовавших пророков, на площадях старых европейских городов, у зданий коммунистических и рабочих газет рвутся брошенные «неизвестной» рукой бомбы, а с трибун парламентов раздаются погромные речи тех, кто в тайных списках Торна обозначен номерами и кличками…

Но, повторяем, радиоключ в среднем сейфе еще ни разу не работал. Только в доверительных разговорах с высокими гостями Торн изредка упоминает об этом сейфе. И, кстати, гости всегда делаются сговорчивее, а выписанные ими чеки — щедрее.

Сейчас в кабинете никого нет. Деревянный Мефистофель улыбается пустому креслу. Уолтер Торн гуляет по саду. Пятьдесят восемь лет не согнули его плеч. Когда-то Торн был чемпионом регби — это что-нибудь да значит. Юношеской стройности Торна могли бы позавидовать многие молодые люди. А лицо — лицо одно из тех, которое у людей вызывает всегда симпатии. Прямой нос, пушистые черные брови, длинные седые волосы и глаза — подвижные карие глаза южанина. Свободный — спортивного покроя — костюм делает движения Торна легкими, быстрыми, размашистыми. Походка — упруга.

Уолтер Торн гуляет по саду, с наслаждением вдыхая приятный аромат увядающих роз. В руках у него полученная накануне книга. Коричневый переплет, золотом тисненые русские слова: «Труды археологического института…».

* * *

Генерал-лейтенант Гагарин внимательно слушал доклад Славинского и по старой, еще мальчишеской, привычке машинально рисовал домики на листах бумаги. Рисунок выглядел неважно, и только один дом был нарисован тщательно. Это — здание крайкома партии на одной из площадей краевого центра.

Когда-то, в первые годы революции, Гагарин служил в ВЧК. Кстати сказать, именно он однажды и привел к Феликсу Эдмундовичу молодого парнишку Аркадия Славинского. На Перекопском перешейке упал, подкошенный осколком, отец паренька, комиссар Славинский, указавший в свое время балтийскому матросу Роману Гагарину путь в партию. Паренек рвался на фронт, и Гагарин привел его туда, где проходил этот фронт — тайный, невидимый и опасный фронт борьбы с контрреволюцией.

В тридцатом году Гагарин ушел на партийную работу. С той поры он редко появлялся в Москве. Магнитка, новостройки Казахстана, первый рудник Норильска, железнодорожная магистраль в Якутии — во всем этом была частица и его труда. Перед самой войной Гагарин, тогда парторг ЦК, закончил строительство громадного металлургического комбината на Украине. А спустя месяц после начала войны, отправив на Восток все, что было возможно, взорвал опустевшие корпуса гигантской новостройки — районную ТЭЦ.

Подчиняясь категорическому приказу ЦК, Гагарин оставил сформированный им партизанский отряд и уехал на Север. Когда старенький «газик» последний раз проезжал мимо завода, лежавшего в развалинах и воронках, Гагарин покосился на шофера, украдкой смахнул слезу…

На крайнем Севере Гагарин работал с такой ожесточенной яростью, что местные шутники говорили: «У нас три первых секретаря и работают они посменно — один всегда на ногах». Это было не таким уж большим преувеличением. Роман Платонович день и ночь носился по заснеженным дорогам, отправлял геологов по новым и новым маршрутам. Многие эти пути-дороги не были известны в московских институтах. Гагарин их узнавал от местных кочевников-оленеводов, считавших его своим, «северным» человеком.