— Как вам сказать, Сергей Григорьевич?.. Ведь в первый раз страшнее было, — Трайнин улыбнулся и неожиданно сказал: — Это еще было в тридцать четвертом году. Карпенко тогда еще только начинал интересоваться реактивными двигателями. Помню, сконструировал он пороховой ускоритель для биплана. Смонтировали, решили испытать в полете. По расчетам Ильи Григорьевича, скорость должна была чуть ли не удвоиться. А ведь тогда на такой скорости и истребители не летали… И этот… загрохотал, подпрыгнул и…
Под общий смех Трайнин закончил:
— Говорили потом, что вся энергия в акустическую преобразовалась. Мы этот горе-ускоритель по Шекспиру назвали — МШН-модель: много шума из ничего, модель первая…
— А вы не смейтесь, Георгий Владимирович, — Веденеев повернулся к Строеву. — Сами не лучше. Знаете, как должны называться по шекспировской номенклатуре ваши собственные изобретения? ЧВУ, скажем, 140, то есть: что вам угодно, модель сто сороковая…
Веденеев повернулся к аудитории, пошутил:
— Вы знаете, товарищи, что изобрел Строев за четыре месяца? Ну, о том, что относится к «К-10», я не говорю, это дело особое. Но, кроме того, — новый способ точечной электросварки, копировальное устройство к токарному станку, автоматический затвор для фотоаппарата и еще кое-что… Сейчас уж всего и не припомню. Ей-богу, на днях издам приказ: «Настоящим предписывается инженеру Строеву творить и созидать только по специальности…»
— Но, Сергей Григорьевич, это же несправедливо, — Строев протестующе поднял руку. — Ведь все крупнейшие изобретения сделаны не «специалистами». Моряк Можайский изобрел самолет, горный инженер Стефенсон — паровоз. А Кулибин?..
Строева перебил Коренберг, заведующий химической лабораторией:
— Все они, однако, изобрели в какой-то одной области. А вас, Георгий Владимирович, в этом упрекнуть никак нельзя.
Как всегда, Строева поддержал руководитель радиотехнической группы Самарцев:
— Опять несправедливость, товарищи. Вспомните Эдиссона. Кроме многих изобретений в области электричества, за ним числятся: чернила для слепых, новая конструкция швейной машины, способ длительного хранения фруктов, пилюли от невралгии…
— Сдаюсь, Игорь Александрович, — Веденеев поднял руки, — капитулирую и издаю приказ: «С сего числа конструктор Строев волен изобретать в области парикмахерской техники, атомной энергии, балета, а также и в остальных областях народного хозяйства…»
За пять месяцев, которые Строев проработал в бюро, сотрудники оценили его достоинства: изобретательность, огромную работоспособность, эрудицию. Кое-кто из молодежи начал даже подражать Строеву. Со многими из сотрудников у Строева установились дружеские отношения. Особенно сблизился с ним Самарцев.
Игоря Александровича Самарцева Строев помнил еще по институту, — тот, правда, учился на другом факультете и был на курс старше Строева. В институте Самарцев считался одним из самых способных студентов. До сих пор ходили легенды о защите Самарцевым дипломного проекта. Это был единственный в истории института случай, когда дипломная работа студента была, по представлению ученого совета, принята и утверждена Высшей аттестационной комиссией в качестве кандидатской диссертации. Самарцева сразу же направили в бюро, которым руководил Карпенко. Старик остался доволен молодым инженером: Самарцев в первый же год работы сделал несколько оригинальных изобретений. Спокойный, выдержанный, Самарцев вызывал симпатию у всех людей, знавших его.
Строеву дали квартиру в коттедже, где жил Самарцев. Они подолгу беседовали вечерами, вместе проводили выходные дни. Познакомившись поближе с Самарцевым, Строев обнаружил у него еще два особенно интересовавших его достоинства. Во-первых, Самарцев когда-то увлекался мотоспортом, хорошо разбирался в конструкции мотоциклов, знал наизусть таблицу рекордов и фамилии лучших гонщиков. И вскоре из сарая был извлечен мотоцикл с коляской. Строев, оставивший свою машину в Москве, немедленно принялся вносить улучшения, разбирал и собирал двигатель. Самарцев запротестовал было, но потом махнул рукой и в свободное время сам помогал Строеву.
Второе замечательное качество Самарцева состояло, по мнению Строева, в том, что он совершенно равнодушно относился к Людмиле Бурцевой, работавшей в его группе. Больше того, он даже несколько одобрительно смотрел на более частые, чем это вызывалось деловой необходимостью, визиты Строева в радиотехническую лабораторию.
Первое время после приезда в Красногорск Строев лишь издали присматривался к Бурцевой. Было много работы, да и Людмилу Александровну сразу же окружило такое количество поклонников, что в стенгазете появился дружеский шарж, и в шутливом тоне сообщалось, что для учета разбиваемых Бурцевой сердец спешно устанавливается быстродействующая счетная машина… Но постепенно Строеву стало необходимо слышать голос Бурцевой, видеть, хотя бы издали, как она, склонившись над чертежной доской, что-то подсчитывает на логарифмической линейке.